Ромейское царство - [400]
, — невероятное даже для тех, кто видел его собственными глазами: корабли ехали по суше, как будто плыли по морю, с командами, парусами и всем своим снаряжением».
Каков же был ужас ромеев, когда на следующее утро они обнаружили один за другим соскальзывающие на воду суда противника у стен своей столицы и поняли, что положение их гавани, которую они считали недоступной, безнадежно. Ведь именно отсюда, с северной, прикрытой водами бухты и поэтому слабо защищенной стороны, никто не ждал нападения. К тому же защитники теперь лишились возможности пополнять свои скудевшие запасы припасов за счет рыбной ловли в Золотом Роге. Под угрозой оказался и латино-византийский флот, до этого скрывавшийся в заливе за мощной железной цепью, которую османские корабли, как ни пытались, так и не смогли захватить или разорвать. Совместная запоздалая ночная попытка венецианцев и генуэзцев сжечь скопившиеся в заливе вражеские суда с помощью начиненных горючими материалами и обитых хлопком легких судов-брандеров успеха не имела: скрытно подплывших смельчаков, турки, предупрежденные кем-то из Галаты, обстреляли камнями, пушечными ядрами, прочими снарядами, частью потопили и нанесли четырем кораблям прикрытия серьезные повреждения. Около сорока спасшихся моряков-венецианцев казнили, посадив на кол и оставив умирать в жутких муках на виду у жителей Города. В ответ его защитники, разъяренные неудачей, на глазах османской армии стали сбрасывать с крепостных стен захваченных турок, выводя из тюрьмы «по нескольку человек», а император приказал у двухсот шестидесяти пленных отрубит головы и выставить их на стенах. Взаимное ожесточение сражающихся продолжало расти.
Блистательно задуманный и, главное, выполненный, хитроумный, смелый военный трюк повлек за собой ужасные последствия для осажденных. По приказу султана в Золотом Роге было немедленно начато строительство грандиозного инженерного сооружения — плавучего моста из дощатого настила и более тысячи больших бочек, по которому могли пройти и войска, и повозки. На оказавшихся в заливе турецких судах и на берегу залива разместили пушки, которые стали систематично крушить более слабые морские оборонительные стены Константинополя, местами обрушивая их целыми участками. После семи недель почти безостановочной бомбардировки они и без того повсюду зияли многочисленными брешами, которые защитники уже не успевали толком заделывать валами, насыпями, баррикадами несмотря на бешенный, изнуряющий темп работы. До сих пор в периволе Феодосиевых стен лежат османские каменные ядра, как целые, так и расколовшихся от ударов по стенам, на которых видны углубления, выбоины. Теперь необходимость обороны еще и морских стен отвлекла и без того слабые людские ресурсы, необходимые для защиты передовых стен с суши, где рвы были доверху наполнены смердящими, разлагавшимися трупами. Резко выросли потери и в самом городе. Как убедительно констатировал Михаил Критовул, «… исход сражения решили пушки». Они стреляли день и ночь.
По данным все того же Михаила Критовула, к 5 мая было введено в действие еще одно хитроумное изобретение деловитого султана — дальнобойная мортира. Поставленная под большим углом пушка, согласно проведенным математическим расчетам, оказалась способна метать ядра по навесной траектории, так что они долетали до района Галаты: в ходе успешных испытаний орудия османы демонстративно потопили здесь генуэзское торговое судно.
После страшных разрушений, 7 мая, к ночи последовал очередной штурм на участке «Средостення», где образовался пролом, но атаку удалось отбить. За этим монотонно последовали все новые и новые изматывающие бомбардировки, шальные атаки турок и попытки сопротивлявшихся из последних сил отремонтировать находившиеся в плачевном состоянии укрепления. События сливались в повторяющийся круг, который, казалось, не удастся разорвать ни одной стороне.
В ночь 12 мая штурмующие прорвались на поврежденном пушками участке стен около Влахернского дворца. В Город даже стала проникать османская кавалерия и лишь личное появление Константина и его охраны, успевших в роковой момент подоспеть к месту боя, предотвратило неминуемую катастрофу. Ее звуки и краски передал Нестор Искандер: «Падаху трупиа обоих стран, яко снопы, с заборол и кровь их течааше, яко реки по стенам, от вопля же и кричания люцкого обоих и от плача и рыдания грацкого, и от звуку клакольного и от стуку оружия и блистания мняшеся всему граду от основания превратитися». Несмотря на очередную неудачу, Мехмед ощутил, что вот-вот добьется успеха. Теперь он решил сконцентрировать всю имевшуюся в его распоряжении огневую мощь на наименее защищенном участке у ворот Св. Романа. Сюда же защитники бросили свой последний резерв — оружие и команды, снятые с тех венецианских галер, часть которых пришлось затопить после захвата османами Золотого Рога.
Ко всему прочему Мехмед поразил и напугал до полусмерти защитников города своим личным, втайне задуманным инженерным проектом. На рассвете 19 мая ко рву внезапно придвинули громадную, собранную из толстых, прочных бревен осадную башню — гелеополу, «весьма широкую и высокую», покрытую тройными воловьими, коровьими, верблюжьими шкурами и наполовину заполненную землей, чтобы выстрелы из пушек и ружей не могли повредить ее. Очевидец происходившего, Георгий Сфрандзи указал, что она передвигалась на многочисленных колесах. К башне вел крытый ход из расположения османских войск. По нему из лагеря подходили сменные отряды турок, которые, под прикрытием лучников, ведших заградительный огонь с верхних ярусов башни, выкапывали землю и забрасывали ею ров, постепенно продвигаясь вперед. Предполагалось, что, когда она достигнет вплотную стен, турки ворвутся в город по опущенным с нее сходням. Но уже на следующую ночь обороняющимся удалось уничтожить угрозу, сбросив на сооружение бочки с порохом и горящей смолой: «…внезапно загремела земля, словно гром великий, и поднялась вверх с турками и людьми, как от бури сильной, до самых облаков».
