Роман одного открытия - [77]

Белинов неожиданно весело расхохотался и прижал губы к волосам жены.

— Что ты беспокоишься, моя синеокая голубка… Все это дикая случайность, Мария. Вначале и я поддался настроению — был ошеломлен, поражен… Как ты думаешь, — серьезно заговорил Белинов, — может это быть, что кто-нибудь мне подстроил дурную шутку?

— Какую шутку, Асен?

— Ерунда, — снова махнул рукой Асен Белинов, — я до сих пор не могу освободиться от первого впечатления. Ничего серьезного нет, что могло бы тебя беспокоить. Потерпи еще немного. После поговорим. Не сердись на меня, Нона — сейчас я должен думать только о моей работе.

— Но ты так поздно возвращаешься. Уходишь в кабинет. Я почти не вижу тебя, Асен…

— Еще немного, — улыбнулся он, — потом уже все пойдет хорошо. Мы будем счастливы, Мария, поверь мне.

— О, Асен, мне хотелось бы как-нибудь тебе помочь. А ты даже не выслушал меня. Я ходила…

— Оставь сейчас, пожалуйста, — улыбнулся Белинов, на этот раз поцеловав жену в губы. — После мне скажешь, хорошо? Сейчас я должен уходить — несколько новых опытов, весьма ценных, меня занимают. А, может быть, тебе нужны деньги? — виновато усмехаясь, неожиданно спросил он.

— Иди себе, Асен, ничего мне не нужно, кроме… — она взглянула на него со своей странной улыбкой.

Белинов неспокойно пошевелил плечами, и лоб его покраснел.

— Кроме? — спросил он шепотом.

— Ничего, ничего, Асен, работай спокойно, — и улыбнувшись ему своей чарующей улыбкой, она вдруг наклонилась и поцеловала его руку.

Идя в университет, Белинов думал о некоторых странностях жены. Словно прогоняя тревожащие его мысли, он провел рукой по лбу и потер глаза. Через минуту снова всеми помыслами устремился к своей работе. Он почувствовал радостное волнение, как перед весенним пробуждением. Нечто новое, более сильное, более совершенное родится теперь из его опытов… Личность профессора Биловена отошла на задний план и не могла омрачить охватившего радостного предчувствия, наполнившего новой энергией все его существо.

Глава XXIII НОНА БЕЛИНОВА

Нона Белинова была смущена полуулыбками своих знакомых. Она уловила насмешливый шепот вокруг себя. Тонкой женской интуицией она понимала, что плетется какая-то интрига вокруг дела и имени ее мужа. После странного исчезновения оригинальных ампул, молчание и рассеянность Асена еще больше ее растревожили.

Казалось, он отдалялся от нее. Между ними чувствовалась какая-то отчужденность. «Женщина? — пришло однажды в голову Ноне. — О, это была бы такая нелепость…» Она старалась отогнать подобные тревожные и унизительные мысли.

Ноне Белиновой было трудно понять так странно и так глубоко чувствующих людей этого чудесного народа, который она полюбила ради Асена как свой. В ней осталась тревога, как глухой шум далеко падающей воды.

Для ее ясного ума неясность положения, намеки и недоговоренности были нетерпимы. Она искала выход и с темной решимостью женщины, гордой тем, что может быть полезной своему мужу и в то же время вернуть себе спокойствие, которое, было основой ее духовного мира, решила проверить некоторые подробности в деле Асена.

Вскоре случай ей помог. В одной утренней газете она прочла сообщение о том, что вышел указ о назначении их знакомого д-ра Младена Синилова членом медико-фармацевтической палаты.

В первый момент Нона Белинова как будто даже почувствовала легкую зависть к чужому успеху, думая о муже.

«Неужели я уже завидую?» — спросила она сама себя, пристыженная тем, что поймала себя на нехорошем чувстве.

Высокое мнение о собственном муже останавливало ее перед чем-то неизвестным.

«Почему Асену, такому способному и благородному, не удается занять подобающее место в жизни?»

Он, казалось, всецело отдавался науке, а Нона ясно видела материальные успехи знакомых. У нее случались иногда тяжелые минуты, когда ей приходилось отказываться от самого необходимого. Она прикрывала материальные недостатки природным вкусом и изобретательностью…

Д-р Синилов. Она неожиданно остановилась на этом имени. Да ведь он принадлежит к дружескому кругу ее мужа. Он бы мог теперь подтолкнуть дела Асена…

Но ей вспомнилась у них сцена с архитектором Дюлгеровым, и это ее смутило. Тогда этот прекрасный человек впал в какую-то удивительную желчную лихорадку против молодого врача. Она невольно улыбнулась. В тот вечер молодые люди увивались вокруг нее, словно оспаривали друг у друга какое-то право… Д-р Синилов молчал тогда, холодный, загадочный. А Васко Дюлгеров не поймал внимательного взгляда Ноны, устремленного на доктора?

Улыбка погасла в ее глазах. Что-то необъяснимое, глубокое, тревожное прервало мысли. Она легко потянулась, и улыбка неожиданная, таинственная, как луч внутреннего познания, едва коснулась ее губ. Глаза потонули в мягкой влаге, как будто затененные опьяняющим коварством.

В воображении женщины возникли странные образы — жадные глаза, которые стремились к ней; она почувствовала теплоту, обливавшую ее тело.

Она видела темный, вдохновенный взгляд Васко Дюлгерова, прекрасные глаза с настойчивой силой, мягкие и внезапно суровые, как у молодого зверя; властно ищущие — Радионова; подкарауливающие, опасно красивые, интригующие своим сдержанным спокойствием — д-ра Синилова… И среди всех этих лиц, смутно ее волновавших, она как бы не замечала чистый образ мужа.