Роман одного открытия - [18]

Это переживание детства оставило след в душе молодого Белинова. Организм быстро справился и восстановил силы. Живительный придунайский воздух и погожие летние дни, проведенные всей семьей в горах, укрепили силы ребенка. Но как всегда в подобных случаях, преувеличенные заботы родителей, постоянный надзор напуганной матери над каждым шагом ребенка, создавали тепличную атмосферу домашнего воспитания, в которой обострилась чувствительность, а воля потеряла свою естественную живость. Мальчик стал капризным. Первые годы, после пережитого происшествия, у него создалась наклонность молчаливо уходить в себя и временами терять детскую жизнерадостность.

Отец, бывший врачом в небольшом придунайском городке, озабоченно следил за здоровьем сына. Его наука не давала никаких объективных тревожащих симптомов. Некоторые странности у мальчика он объяснял себе пережитым страхом. С течением времени родители привыкли к ним и приспособились к характеру мальчика по целиком неизвестному закону человеческих отношений. Более молодая жизнь, как бы она не была хрупка, на первый взгляд, обладает силой приспособлять к себе среду. Родители приспособляли свою жизнь к интересам сына — мысль, что могут его потерять, сделала их в этом отношении исключительно уступчивыми.

Годы войны мальчик провел без отца. В конце Мировой войны, будучи военным врачом, отец Белинова стал жертвой инфекции при операции, которую он производил на фронте. Война нанесла такие опустошения семье, которые остаются навсегда непоправимыми. Стержень был сломан, оставались развалины, на которых до нынешнего дня не создано ничего прочного.

Семья Белинова была не без средств, а получала еще и пенсию доктора, а когда после войны молодой Белинов пожелал поехать учиться в Германию, у его матери не было ни аргументов, ни сил ему отказать. Судьба матерей всегда одна и та же: отрывать от сердца самое дорогое, тосковать по детям. Белинов уехал за границу. Однако, вскоре написал из Парижа. Германия в те годы что-то ему не понравилась. С тех пор у него начала проявляться такая непрактичность, которую деловые люди считают чуть ли не дефектом ума. Во время самой большой инфляции в Германии, когда на несколько золотых болгарских левов наши студенты там жили себе баронами, Белинов предпочел бедное существование в Париже, в котором, может быть, думал найти менее нарушенную войнами жизнь, удобную для научной работы. Он поступил на медицинский факультет, но на второй год перешел на химический.

Незаметно промелькнули годы упорного труда. Его серьезная работа заинтересовала профессоров и, несмотря на допустимую после войны непопулярность болгар во Франции из-за нашего союза с немцами, он получил стипендию на год для работы в Пастеровском Институте в области физиологической химии.

В Болгарию он вернулся вполне возмужавшим, но без ясных планов дальнейшей деятельности. Смерть отца оборвала нити, связывавшие молодого человека с общественной средой. Грипп с осложнениями в легких неожиданно унес самого близкого ему человека. Его мать скончалась не дождавшись радости увидеть его устроенным и успокоенным. Когда близкий друг отца, имевший связи в Министерстве Просвещения, предложил Белинову устроить его учителем в недалеком окружном центре, он принял предложение без колебаний, как единственный выход.

Учительская профессия не увлекла его. Он привык к лабораторной работе, а проблемы, занимавшие его мозг, еще не попали в учебники химии, по которым, согласно программе, он должен был преподавать. Но как это обыкновенно бывает, когда человек должен оставить след в жизни людей, благоприятный случай выдался раньше, чем Белинов мог надеяться.

Есть еще неисследованная и обыкновенными средствами ума необъяснимая зависимость между сильными желаниями людей и обстоятельствами, которые должны благоприятствовать или препятствовать человеку, В квартире Белинова должен был переночевать весьма видный профессор из Софии — Рогозаров, который открывал новые перспективы в биологической науке, обладал спокойным красноречием и завоевал симпатии болгарского просвещенного общества, в особенности молодежи. Его опыты в области стимуляций хлебных культур, заинтересовавшие и заграницу, привлекли особенное внимание молодого Белинова. Серьезный ум, солидные знания и живой интерес Белинова к новым проблемам в биохимии, сблизили его с профессором.

Несколько вечерних разговоров, посвященных специальности Белинова сдружили обоих ученых. Позже их отношения углубились благодаря постоянной переписке, в которой Белинов, проявлявший уже склонность к сосредоточенной замкнутой жизни, поделился некоторыми научными опытами и надеждами. По совету профессора, Белинов представил некоторые свои научные статьи, напечатанные за границей, полученное им там же ученое звание и был принят в университет в качестве ассистента, по конкурсу, в котором у него не оказалось серьезных соперников. Под дружеским руководством профессора Рогозарова, Белинов отдался черной лабораторной работе.

Через год, по настоянию профессора, Белинов поехал специализироваться в Вену и там занялся изучением физиологии, особенно новыми опытами в области таинственной деятельности желез внутренней секреции. В это время в Вене работал и Фрейд во главе целой школы психоаналитиков. Белинов принял участие в лабораторной работе Психоаналитического Института Фрейда. Но вскоре вернулся к физиологии. В психоаналитическом методе многое ему показалось построенным на весьма смелых и оригинальных обобщениях, неприемлемых, однако, с точки зрения научного опыта.