Роман Флобера - [25]
Я уже не буду вспоминать, какими жуткими возлияниями мы отметили это славное событие, но та сценка столетней давности мгновенно пролетела у меня перед глазами. Неужели вся эта чушь до сих пор хранится в каких-нибудь израильских архивах?! Иначе откуда Фима узнал об этом?! В честности евреев, вносивших меня в списки, я не сомневался.
Между тем Фима продолжал:
– Дело наисерьезнейшее. Я ерундой не занимаюсь. Ты меня знаешь.
Я хмыкнул:
– Ну и?..
– Есть конфиденциальный разговор.
Услышав слово «конфиденциальный», два стоявших рядом гражданина в чалмах немедленно придвинулись к нам.
– Ты слышал о тайном кремлевском плане? – свистящим шепотом наклонился ко мне Фима.
– Да ну тебя! – отмахнулся я. – Нашел тайну! Да слышал, слышал, еще весной, антарктидская Олимпиада…
– Какая Олимпиада?! – удивленно захлопал глазами Иванов. – Брось чепуху молоть, тут дело серьезное. Я говорю о тайном стратегическом плане, новой доктрине России. Переселение евреев из Иерусалима и Израиля, соответственно, в Новый Иерусалим и Волоколамский район Подмосковья!
Водка хлопушкой вылетела у меня изо рта. Я изверг невменяемые звуки типа «ммее, ббеее, хррр, оххх», причем одновременно.
– Ты это, Фим, как ее, брось! – Я вытер губы и выступившие слезы. – Ты что мелешь-то!
– Все абсолютно серьезно, – ничуть не удивился моей реакции Иванов. – Я на днях был на закрытом заседании одной комиссии, ну, там… – он неопределенно махнул рукой в сторону окна, где торчала Кутафья башня Кремля, – так там об этом шел вполне конкретный разговор. Слушай сюда! – Фима плесканул немного водки в наши пластики. Граждане в чалмах мгновенно достали маленькие блокнотики. – Значит, так. Про бесконечный арабо-израильский конфликт ты в курсе, там ни конца ни краю не видно. Это ясно каждому. Но дело даже не в этом. Наши мудрецы все больше и больше склоняются к мнению, что рано евреи вернулись на Землю обетованную. Не простил еще нас Бог за прегрешения. И мысль о конце скитаний еврейского народа была преждевременна и неправильна. Ведь сам посуди, даже самые верующие евреи ой не стремятся бросить свой, к примеру, Лос-Анджелес или Мельбурн и ехать на Святую землю. Как рассчитывали столпы сионизма. Что это значит? А это значит, что опять наступило время изгнания и искупления наших грехов.
– Ну ладно, завязывай свои иудейские стоны! В чем суть-то? – Я закурил.
– Я просто хочу, чтобы ты понял, что это не с бухты-барахты, а тщательно продуманная концепция! Из которой становится ясно, что евреям опять пора покидать свои святыни. Во искупление грехов, – мелкими глоточками втягивал в себя водку Иванов. – А куда податься многострадальному еврейскому народу? Конечно, в Россию! Тем более что больше трети населения Израиля говорит по-русски и получает у нас пенсии. А куда именно в Россию? В ее среднеевропейскую часть! Не в Сибирь же ехать или к Ледовитому океану?!
– Ну не скажи, вот одному еврею до последнего времени очень нравилось на Чукотке…
– Прекрати хохмить в таких серьезных вопросах! Как ты не поймешь, что сейчас решается судьба целого народа, да и человечества в целом! – нервно дернул плечами Ефим.
Я вдохновенно расправил сутулую грудную клетку. Вот он, момент истины! Меркулов принимает участие в решении судеб мира! Ну как тут не возгордиться. Я подошел к столику, взял открытую бутылку водки, тарелочный лопух со шпротами и вернулся обратно к нервно покуривающему теоретику.
– Так, и на чем мы остановились? – Я плескал водку уже спокойно и со значением.
– Ну так вот. В семнадцатом веке на Руси созрела идея воплощения нового центра Вселенной. Создание Третьего Рима. Ну, помнишь слова монаха Филофея: Москва есть Третий Рим и так далее? И патриарх Никон строит в ближайшем Подмосковье новый град небесный – Новый Иерусалим. Точную копию христианских святынь на Святой земле. Кстати, как выглядел в Средние века христианский храм Гроба Господня, можно увидеть только у нас. В реальном Иерусалиме он потом не раз перестраивался. И самое интересное, что Никон велел переименовать всю окружающую географию согласно библейской традиции. Речка Истра стала Иорданом, местные леса стали Гефсиманским садом, появилась Самария, Силоам, ну и так далее. И понятно, какая все-таки гениальная идея, что переселившимся туда евреям будет легче жить, узнавая родные израильские названия!
После перманентной водки, дурацких картин, русалочьих минетов, а особенно после постоянно мельтешащего перед глазами Кобзона идея переселения евреев в Подмосковье казалась мне чистой и светлой.
– Опять же, – приложился к водке я, – насколько подешевеет израильская клубника, если ее будут выращивать в Подмосковье!
– Да что клубника… – мечтательно закатил огромные глаза Фима, – жизнь-то какая вырисовывается! Смотри, вокруг Москвы можно сразу снимать все кольца противовоздушной обороны. Ну кто будет бомбить евреев! Американцы?! Не смешно. А это десятки, если не сотни миллиардов долларов экономии. Далее, одна из самых сильных армий мира становится частью российских вооруженных сил. А разведка?! Ты же понимаешь, что евреи есть везде, и поэтому МОССАД – самая мощная организация в мире – автоматически вливается в ФСБ. Тем более что опять же большинство сотрудников говорят на одном и том же языке. Не будем уточнять на каком.
В руках у главного героя романа оказывается рукопись небольшой повести о Москве семидесятых. В персонажах повести герой с удивлением узнает друзей своей юности – он понимает, что никто посторонний не мог в таких подробностях описать его собственную бесшабашную молодость. Разгадка требует ответа, но сам ответ, возможно, вызовет еще больше вопросов… Книга содержит нецензурную брань.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.
Эта книга о красивой, мудрой, неожиданной, драматической, восторженной и великой любви. Легко, тонко и лирично автор рассказывает истории из повседневной жизни, которые не обязательно бывают радостными, но всегда обнаруживают редкую особенность – каждый, кто их прочтет, становится немного счастливее. Мир героев этой книги настолько полон, неожидан, правдив и ярок, что каждый из них способен открыть необыденное в обыденном без всяких противоречий.
В романе показан столичный свет 1837 года. Многочисленные реальные персонажи столь тесно соседствуют там с вымышленными героями, а исторические факты так сильно связаны с творческими фантазиями автора, что у читателя создается впечатление, будто он и сам является героем повествования, с головой окунаясь в николаевскую эпоху, где звон бокалов с искрящимся шампанским сменяется звоном клинков, где за вечерними колкостями следуют рассветные дуэли, где незаконнорожденные дети состоят в родстве с правящей династией.
Перед нами не исторический роман и тем более не реконструкция событий. Его можно назвать романом особого типа, по форме похожим на классический. Здесь форма — лишь средство для максимального воплощения идеи. Хотя в нём много действующих лиц, никто из них не является главным. Ибо центральный персонаж повествования — Власть, проявленная в трёх ипостасях: российском президенте на пенсии, действующем главе государства и монгольском властителе из далёкого XIII века. Перекрестие времён создаёт впечатление объёмности.