Роль, заметная на экране - [53]
Я почувствовала, что рука Анвера держит меня гораздо слабее.
— Не знаю уж, можно ли любить человека, которому требуется нечестность, — сказал он, когда мы вышли к берегу.
— Ты ничего не понимаешь! — воскликнула я. — Кто тебе говорит, что требует! Но для его спокойствия!..
— Ну, знаешь… — протянул Анвер. — А если этот человек, узнав о низости, которую сделали, заботясь о нем, на всю жизнь потеряет спокойствие? Об этом ты не думала?
Я засмеялась. Засмеялась от радости, что мой сердитый партнер нечаянно открыл мне истину. Конечно же, служебные неприятности Анны Николаевны будут для бабушки не так тяжелы, как мое бесчестное поведение. Ведь даже в детстве, когда я прибегала в медпункт на кого-нибудь пожаловаться, она прерывала меня строгим голосом:
«Не наушничай! — И, уже смеясь добрыми глазами, спрашивала: — Доносчику… что?»
«Доносчику — первый кнут!» — грустно повторяла я ее поговорку.
Тут мы смеялись обе, и она часто добавляла:
«Для меня хуже всего на свете — стыдиться поступков близких людей…»
Сейчас я удивлялась, как мысль об этом не пришла мне в голову раньше.
Вадим крепко сжал мне локоть.
— Ну вот, теперь уж приходится признаться, что даже лучшие из лучших девушек подвержены непонятным капризам…
Я опять засмеялась. Я чувствовала себя свободной и не нуждалась в оправданиях. Конечно, я буду помогать Анне Николаевне, когда это будет касаться только меня, но уж никогда больше не покривлю душой, не пожертвую делом, ради которого мы все здесь бьемся. Быть такой, как обо мне думает Вадим, не так уж невозможно…
— Товарищи, а погода-то разгуливается! — воскликнул Анвер, снова останавливаясь. — Смотрите!
Над рекой уже плыла чистая луна, вернее, ее половина. Облака виднелись только у самого горизонта. Но так было уже несколько дней. Иногда ясным казался и рассвет, потом небо нависло серыми тучами.
— Разгуливается, как всегда, до утра, — заметила я.
— Нет уж, я-то вижу и могу предсказать!
Анвер пустился в длиннейшее обсуждение примет хорошей погоды, которые я слышала раз двадцать. А мне было так легко и весело, что я миролюбиво посмеялась над его приметами и в двадцать первый раз.
Очень приятно давать обещания, но до чего же трудно их выполнять! Я обещала Анне Николаевне помогать в ее делах, и я дала себе самой слово не кривить душой. Мне от всего сердца хотелось выполнить это, но прежняя острота впечатлений, видно, притупилась, и я перестала разбираться в происходящем.
Наверное, была виновата погода…
На скале тщательно, как никогда, отрепетировали и то, как «камыши» внушают невесте надежду на победу добра, и то, как приводят к ней спасенного пастуха. Но в день назначенной съемки полил дождь. На следующий день он моросил. На третий — дождя не было, даже проглядывало солнце, но скала из папье-маше, раскиснув, потеряла форму, а брезент и фанера настила впитали столько воды, что танцевать на нем смогли бы только лягушки. Потом косой дождь опять сек нашу только что подсохшую площадку. Потом наступила обыкновенная пасмурная погода.
На съемку не было никаких надежд, и приунывшая киногруппа поехала готовить эпизод, назначенный на дальнейшее. Возобновили нашу радостную встречу с Анвером, из-за которой Анне Николаевне пришлось извиняться перед Венерой и мне столько передумать о своем поведении. Ни на одном лице не было улыбки. Даже Альфия, увязавшаяся со мной, поддалась общему настроению и с постным лицом бродила между бочками с цементом, грудой досок и киноаппаратом. Валя и Вася смотрели то на небо, то в свой аппарат с такой мрачностью и так часто, будто с помощью этих взглядов надеялись разогнать тучи или приучить аппарат снимать без солнца.
Мы с Анвером приступили к повторению танца тоже с мрачно-похоронным видом.
— Нет, товарищи, — упрекнула нас Анна Николаевна. — Вы делаете совсем не то… Позабыли весь танец!
— Мы в прошлый раз выучили в точности так, — подсказала я, видя, что именно она-то и забыла.
— Не знаю, что ты умудрилась выучить, но репетировала я с вами совсем другое.
Хоть Анна Николаевна сказала это веско, со всей строгостью, но объяснить, чего от нас хочет, не могла!
— Постойте, постойте… Значит…
Она ходила по площадке, вполголоса считала, останавливалась в задумчивости, опять считала…
— Постойте, постойте…
А мы и стояли. Что нам еще оставалось?
— Да мы же сейчас так все и делали, как тогда, — опять постаралась выручить ее я.
— Не спорь! — оборвала она и, повторив вполголоса свой счет, спросила Анвера: — А как в театре это па-де-де поставлено?
Анвер лукаво взглянул на меня и, превратив свои и без того узкие глаза в щелочки, протянул:
— Н-не зна-аю!
— Как это — не знаю? — рассердилась она. — Ты же хвалился, что у тебя все назубок…
— Дык… — замявшись, сказал Анвер вместо «так» и еще раз повторил: — Дык я про сольные номера… А когда в театре это па-де-де идет, я как раз из деревенского кузнеца в «черного воина» переодеваюсь…
Анвер не умел врать. Это было заметно, как говорится, невооруженным глазом. Конечно, догадалась и Анна Николаевна, но ничего не сказала.
Я удивлялась, почему молчали Вадим и Евгений Данилович: ведь оба присутствовали и на прошлой репетиции. Но вступился вдруг оператор Вася:
Рассказ С. Полоцкой «Девятый километр» был опубликован в журнале «Огонек» № 5 в 1964 году.
Калмыцкий поэт и писатель Алексей Балакаев родился на берегу Волги, в Шикиртя. Сотрудничал в краевой газете «Красноярский рабочий» с 1948 года. Книжка стихов А. Балакаева «Первая песня» вышла в 1959 году на калмыцком языке. Затем в Элисте выходят новые сборники: «Степная искра», «Счастье, подаренное Лениным», повести «Красавица Саглар» и «Продолжение жизни». Алексей Балакаев — автор первого калмыцкого романа «Звезда над Элистой». Много писатель работает и как переводчик. Он перевел на калмыцкий язык «Как закалялась сталь» Н.
«Я всегда хотел убить небо, с раннего детства. Когда мне исполнилось девять – попробовал: тогда-то я и познакомился с добродушным полицейским Реймоном и попал в „Фонтаны“. Здесь пришлось всем объяснять, что зовут меня Кабачок и никак иначе, пришлось учиться и ложиться спать по сигналу. Зато тут целый воз детей и воз питателей, и никого из них я никогда не забуду!» Так мог бы коротко рассказать об этой книге её главный герой. Не слишком образованный мальчишка, оказавшийся в современном французском приюте, подробно описывает всех обитателей «Фонтанов», их отношения друг с другом и со внешним миром, а главное – то, что происходит в его собственной голове.
Морские истории для детей, рассказанные юным неопытным матросом. Художник Тамбовкин Арнольд Георгиевич. Для дошкольного возраста.
Волчья лощина — живописный овраг, увитый плющом, с множеством цветов на дне. Через Волчью лощину Аннабель и её братья каждый день ходят в школу. Неподалёку живёт покалеченный войной безобидный бродяга Тоби. Он — друг Аннабель, благодаря ему девочка получает первые уроки доброты и сострадания. В Волчьей лощине Аннабель впервые сталкивается со школьной верзилой Бетти Гленгарри. В Бетти нет ничего хорошего, одна только злоба. Из-за неё Аннабель узнаёт, что такое страх и что зло бывает безнаказанным. Бетти заражает своей ненавистью всех в Волчьей лощине.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть о драматических событиях, связанных с борьбой народа манси за Советскую власть.