Роль моей семьи в мировой революции - [5]

Шрифт
Интервал

Отец во сне читал лекции по организации движения соколов, дедушка просыпался, садился на кровати и спрашивал: «Что там еще?» Дядя, изъятый из послеобеденной дремы, подходил то к одному, то к другому и говорил, заглядывая в лицо: «Ну, что я вам говорил!»

В доме были необыкновенные вещи, многие из них пришли в посылке из Детройта, от нашего родственника Йована Непомука, поэта и американца. Йован Непомук писал стихи об эскалаторах, об угнетенной черной расе, в посылке были маленькие аппараты для устранения радиопомех, крем дневной и ночной, а также униформа утенка Дональда из комиксов, с трубкой, уменьшенной, фальшивой. Мама и тетки мазались кремом, строго придерживаясь требований руководства по употреблению, я надел слишком тесную форму, сшитую по эскизам Элси Крайслера Сегара, великого изобретателя комиксов. Дедушка сказал: «А мне ничего не прислали!» Это была жизнь, как всегда несправедливая. Мама сочинила поздравительные стихи, меня одели в присланную форму и сказали: «Если прочитаешь как следует, получишь полтину!» Я залез под стол и сказал: «Не буду!» Потом я сказал: «Ладно!» – но стихи, написанные для этого случая, забыл. Вместо них я поклонился и сказал: «Я получу полтину!» Тетки прыснули, мама сказала: «Это неслыханно!» Отец сказал: «Браво!» Все это было печально. Дядя сказал: «Есть дела и поважнее!» Дедушка сказал: «Если так, то да!» Я по «Радио Беромюнстер» слушал трансляцию бомбардировки Лондона, английского королевского города. Я получил в подарок солдатиков в положении «Товсь!», марки «Линеол». Я построил их так, чтобы они целились в теток, которые рисовали. Они сказали: «Фи!» Дядя сказал: «Это пустое дело!» Свояк взялся переодеваться. Из останков испорченных и порванных платьев сшил что-то вроде мешка, весьма просторного. Влез в этот мешок, заботливо сшитый со всех сторон, запихал туда же старые портьеры, грязное белье, тряпки сомнительной ценности и, переодетый таким образом, влетел к нам под индейские вопли. Мама намазала лицо американским ночным кремом. Дядя натянул на волосы черную сеточку с монограммой. Тетка накрутила волосы на круглые и пустые внутри отрезки металла. Отец по ошибке срезал бритвой половину уса. Дедушка не переставал спрашивать: «Кто такие?» Свояк начал занятия. Собрал всех нас вокруг стола и, будучи по случаю жары в одних трусах, спрашивал: «Что такое Мадагаскар?» Тетки и мама отвечали как могли. Потом последовал вопрос: «Каков принцип действия подводной лодки?» Единственно правильный ответ гласил: «Принцип действия подводной лодки есть потопление!» Были еще какие-то вопросы, затем следовали ответы, совершенно неожиданные. Свояк попросил дедушку дать определение дубины. Дедушка сказал: «Нашли дурака!» Свояк сказал: «Знания никому не помешают!» Учеба сорвалась. Были различные животные. Мама приносила живность, кудахтающую, курицы при каждом прикосновении теряли перья. Какое-то время курицы были моими, вроде игрушек, потом мама говорила: «А сейчас я их прирежу!» Дедушка протестовал: «Хватит крови!» Курицы, недорезанные, летали по комнатам, заливая кровью мебель. Это было страшно, но весело. В передней была вешалка. Мама называла ее «авандекорация». Авандекорация состояла из оленьих рогов, очень маленьких. На рогах висели пальто. В столовой, в горках, за стеклом лежали раковины, морские звезды и ежи, извлеченные из различных морей. На столе стояла огромная раковина. На раковине был нарисован парусник, несомый бурей, ужасная картина морской стихии. Под картиной была надпись «Абация». Раковина, приложенная к уху, испускала шум и еще что-то, похожее на ругань сквозь зубы. Животных приносили дядя и некоторые другие родственники. Родственники были во всем мире. Мой дядя Йован Непомук, американец, писал в Детройте стихи об эскалаторах. Одна моя тетка жила в городе Писек, Чехословакия, неизвестном, но существующем. Все они писали письма и присылали разные мелочи: дневные и ночные кремы, а также висячие замки, открывающиеся с помощью шифра. Дедушка говорил: «Делать нечего!» Дядя заставлял теток задумать какое-нибудь слово, потом пытался разными способами угадать его. Позже, опираясь на задуманные слова, разъяснял им их характер, привычки и отрицательные черты, весьма многочисленные. Тетки говорили: «Это неправда!»

Пришел теткин брат, стали его кормить. Брат рос с огромной скоростью, на брате все трещало. Из нескольких моих старых брюк ему сделали одни, временные. Тетка выставила брата на конкурс, проводимый журналом «Стража на Ядране», на самого толстого ребенка в Югославии. Брат занял второе место, сразу после ребенка-монстра Арпада Рожавельджия из Суботицы. Начали выходить какие-то комиксы о джиннах. Их было семь. Брата рисовали с какими-то зверями, для открыток. На открытках брат ехал на какой-то корове верхом, затем нес какого-то маленького вола на плечах.

Были и другие дети, тоже теткины братья. Существовали их фотографии. Я выкалывал им глаза шилом. Я давил мух на стекле. Я утопил воробья в какой-то бочке на заднем дворе. Дядя сказал: «Это жизнь!»

У одного друга был «фотоаппарат» – сооружение из бумаги, которое от нажатия пальца открывалось, и внутри появлялся рисунок. Мне хотелось иметь этот аппарат ручной работы, но друг не хотел его отдавать. Я разорвал аппарат пополам, но путем исследования обрывков не сумел проникнуть в тайну конструкции. Обрывки я потом выкинул. У меня была машинка, пожарная. Один тип сказал: «Я тебе дам трех солдатиков в положении «лежа», а ты мне – ее!» Получив солдатиков, я сказал: «Давай пожарку поставим в желоб!» Машинка скатилась в канализацию, так что у меня остались солдатики, а у типа – ничего.


Еще от автора Бора Чосич
Записная книжка Музиля

Рубрика «Имитация почерка» дает самое общее представление о такой стороне литературного искусства как стилизация и пародирование. Серб Бора Чосич (1932) предлагает новую версию «Записной книжки Музиля». Перевел опубликованные «ИЛ» фрагменты Василий Соколов.


Наставники

Бора Чосич – удивительный сербский писатель, наделенный величайшим даром слова. Он автор нескольких десятков книг, философских трактатов, эссе, критических статей, неоднократно переводившихся на различные языки. В книге «Роль моей семьи в мировой революции» и романе «Наставники», фрагменты которого напечатаны в настоящем томе, он рассказывает историю своей семьи. В невероятно веселых и живых семейных историях заложен глубокий философский подтекст. Сверхзадача автора сокрыта в словах «спасти этот прекрасный день от забвения».


Рекомендуем почитать
Год змеи

Проза Азада Авликулова привлекает прежде всего страстной приверженностью к проблематике сегодняшнего дня. Журналист районной газеты, часто выступавший с критическими материалами, назначается директором совхоза. О том, какую перестройку он ведет в хозяйстве, о борьбе с приписками и очковтирательством, о тех, кто стал помогать ему, видя в деятельности нового директора пути подъема экономики и культуры совхоза — роман «Год змеи».Не менее актуальны роман «Ночь перед закатом» и две повести, вошедшие в книгу.


Записки лжесвидетеля

Ростислав Борисович Евдокимов (1950—2011) литератор, историк, политический и общественный деятель, член ПЕН-клуба, политзаключённый (1982—1987). В книге представлены его проза, мемуары, в которых рассказывается о последних политических лагерях СССР, статьи на различные темы. Кроме того, в книге помещены работы Евдокимова по истории, которые написаны для широкого круга читателей, в т.ч. для юношества.


Монстр памяти

Молодого израильского историка Мемориальный комплекс Яд Вашем командирует в Польшу – сопровождать в качестве гида делегации чиновников, группы школьников, студентов, солдат в бывших лагерях смерти Аушвиц, Треблинка, Собибор, Майданек… Он тщательно готовил себя к этой работе. Знал, что главное для человека на его месте – не позволить ужасам прошлого вторгнуться в твою жизнь. Был уверен, что справится. Но переоценил свои силы… В этой книге Ишай Сарид бросает читателю вызов, предлагая задуматься над тем, чем мы обычно предпочитаем себя не тревожить.


Похмелье

Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.


Птенец

Сюрреалистический рассказ, в котором главные герои – мысли – обретают видимость и осязаемость.


Белый цвет синего моря

Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.