Роль моей семьи в мировой революции - [2]

Мы с мамой пошли в гости. Мне дали какие-то журналы с картинками, мама и женщина пили кофе. В журналах были какие-то другие женщины в пестрых платьях, женщина говорила маме: «Незнакомый военный принесет вам пакет или же это будет какая-то новость!» В журналах были всадники, преодолевающие препятствия, женщина говорила: «В случае, если не поможет, попробуйте узелки!» А затем: «Все это надо делать, пока он спит!» Я все еще разглядывал картинку, на которой две женщины варили одну кастрюлю супа, когда женщина сказала маме: «То, что сегодня несбыточно, завтра станет явью!» Мы с мамой пришли к какому-то фотографу, фотограф всем говорил: «Улыбнитесь!» Мама сказала: «Это для родственников в Америке!» Я в песке делал куличики, господин подошел к маме и сказал: «Видите вон те красные облака? Они означают, что поднимется ветер!» Мама сказала мне: «Это господин профессор!» Мы с мамой смотрели фильм, фильм был в красных тонах, назывался «Королева чардаша», я заснул на какое-то время. Мы смотрели два фильма с Диной Дурбин; в первом ей отрубают голову, во втором она целуется на диване с мужчиной; я думал, что это продолжение, поэтому спросил: «Как это женщина с отрубленной головой может целоваться на диване?» Мама сказала: «Счастье твое, что ты еще дитя!» Мы приходили в разные приемные, мама говорила: «Посмотри пока эти журналы с картинками и веди себя хорошо, пока маму осмотрит господин доктор!» Разные люди спрашивали, как меня зовут и тому подобное, все это тянулось очень подолгу. В других приемных были те же иллюстрированные журналы, только мама, ожидая, вязала свитер или что-то в этом роде. Мама говорила: «Вся жизнь – ожидание!» В этих комнатах воняло, люди шептались. Мама их называла так: «Это пациенты!» В лавках пахло иначе, особенно в магазинах тканей. У сапожника, портного и у других по стенам висели какие-то календари, мы всюду ждали, пока что-то там для нас не закончат, я читал буквы в рамках под названием «Диплом мастера». Мама говорила: «Они никогда не держат слово!»

Мы когда-то откуда-то приехали, об этом все время шли разговоры. Вспоминались какие-то города типа Вировитица или что-то похожее, я в эти слова не верил. Мама говорила: «Я одну пару, абсолютно новую, угробила за ночь! – а затем добавляла: – Я так и шла по рукам!» Мама была чемпионкой по танцу чарльстон, я думал, что это название какого-то города. У мамы были кубки, серебряные, мама говорила: «Это за занятые первые места!» В одном комиксе утенок Дональд получил кубок, на кубке была надпись «Победителю в поедании оладий!». В июне мама говорила: «Как высоко солнце стоит!»

Через пару дней: «А сейчас клонится!» Тетки грустили: «Что, уже клонится?» Мама говорила: «Уже!»

Отец

Отец в чемодане носил лоскутки, лоскутки были пронумерованы цифрами, римскими и обычными. Лоскутки отец показывал разным людям, чаще всего те говорили: «Дерьмо!» Мама мечтала сделать из лоскутков подушечки для иголок. Отец протестовал: «И речи быть не может, это – дело!» У отца в чемодане были другие вещи, в основном разрозненные, или части вещей, употреблять их в дело было нельзя. Отец употреблял необычные слова, а именно: «эталон», «образец». Дедушка обо всем этом говорил гораздо проще: «Сраная помойка!» Или просто: «Цирк!»

Отец постоянно уходил с этим чемоданом, но никуда между тем не уезжал. Маме все это надоело, мама сказала: «Он выпендривается!» У отца в чемодане были, например, небьющиеся стаканы для кофе с молоком, совершенно нелепые. Отец доставал стакан, наливал в него жидкость, непригодную для питья, например молоко, потом все это ронял на пол. У мамы делалось сердцебиение, дедушка говорил: «Это не без черта!» Стакан между тем оставался целехонек. Дядя говорил: «Стекло-то фальшивое!» Отец эти стаканы, как и другие вещи, носил по трактирам, не показывая их. В трактирах, отменных ресторанах и в других местах отец наблюдал за чужой деятельностью, абсолютно необычной. Рисовальщики профилей, художники ходили от стола к столу и предлагали свои услуги. Другие художники вырезали профили из черной бумаги ножницами. Некоторые продавали колоды карт, на картах, под знаком пиковой или трефовой масти, были киноактрисы, абсолютно голые. Отец на все это смотрел взглядом благосклонным, забывая о своих стаканах.

Отец работал с механизмами марки «Этерна» и тому подобное. Отец предлагал по домам эти механизмы от имени фирмы «Кастнер унд Элер» и еще от некоторых других. Попутно он предлагал и другие механизмы, наперстки, пуговицы, весьма дорогие. В знак особого уважения отец время от времени получал в подарок по экземпляру каждого механизма. Мама смазывала механизмы и очень следила за ними. Иногда все механизмы пускали в ход. Это было страшно. Дедушка спрашивал: «А нет ли у вас машинки, чтоб свихнуться?» Мама отвечала: «А от мороженого-то не отказываешься?»

У меня начал ломаться голос, дедушка в другой комнате не мог понять, кто говорит. Мама говорила: «Скорей бы голос окреп, чтобы приступить к пению!» Учитель музыки вздыхал: «Все еще сопрано!» В какой-то момент у меня были все голоса, а потом только некоторые. Мама выдавливала из отцовской спины чирьи. Мама говорила: «Сколько их у тебя!» Отец отвечал: «Это все кровь!» Отец стоял в тазу, требовал срезать мозоли. Мама расставляла все свои механизмы для самых различных дел, в том числе и один новый, для массажа спины. Она говорила: «У меня все есть!» Отцовский приятель открывал лавку резиновых изделий. В лавке были тапочки для пляжа, мячи, штуки для прокачки унитазов, а также другие интересные вещи, абсолютно фальшивые. Можно было приобрести опасные капсюли в маленьких коробочках, от которых сигарета в зубах взрывалась, другие поддельные предметы, натуральные только на первый взгляд, резиновые пищалки, испускающие как бы настоящие непристойные звуки. Утром меня разбудили и привели в лавку, чтобы я стал первым, почетным покупателем. Мне предложили галоши для купания, каучукового Микки Мауса, набор для пинг-понга. Я выбрал человеческий кал, резиновый, в натуральную величину, искусственный. Мою игрушку запаковали, пожали мне руку, тем самым лавка была открыта. Дома я устроил несколько представлений, подкладывая фальшивый предмет в различные места. Мама заявила: «Это уже предел!» Я, не обращая внимания на презрение, вещь берег и любил, держал под подушкой, не расставаясь с ней и во сне. Отца две ночи не было дома, потом он принес целый мешок шоколадок под названием «Молочный», результат большого выигрыша в лотерею-аллегри. Отец разложил шоколадки по столу, на них было написано: «Нестле» – или что-то в этом роде. Потом отец сказал: «Вот так!» – затем он лег, в одежде. Внутри оберток были картинки, я вдруг стал обладателем комикса по мотивам романа «Дети капитана Гранта», а также нескольких разрозненных картинок из абсолютно других серий. Из их остатков я составил роман о храброй индианке, которая устраивается на работу в цирк, потом попадает под поезд на максимальной скорости, в конце концов ее сшивают знаменитые хирурги, и она становится княжной Таракановой. Под каждой картинкой были фразы типа: «Ты, что сына убила моего, сейчас погибнешь ты!» Или: «Я ваша полностью и можете меня раздеть!» Кое-где я дописал другие фразы, которые разъясняли действие нового романа. Это были такие слова: «Я была актрисой, но сейчас хочу стать принцессой!» Или: «Несмотря на поезд, который проехал по моему трупу, я встаю живая и плюю вам в лицо как проходимцу!» Пока я был занят составлением романа, мама растопила все шоколадки и сделала одну большую, завернула ее в серебряную фольгу и написала: «На Рождество!» Отец продолжал играть в лотерею, но в основном проигрывал. Отец начал покупать билеты, которые назывались «Государственная Лотерея Королевства Югославия», на них был нарисован голый ребенок в куче банкнот. Отец говорил: «Выиграю миллион и уеду в Америку!» Дедушка сказал: «Ха, ха, ха!»