Роковые шпильки - [52]

– Проклятье.

Трисия повела меня к моему собственному столу.

– Это вовсе не означает, что ты неправа.

– Проклятье.

– И, даже если ты ошибаешься, ты же еще ничего не сделала, кроме того, что плохо о ней подумала, ну, а к этому тебе не привыкать, так что ничего страшного.

– Проклятье.

– Кроме того, что ты ненавидишь ошибаться.

Подойдя к столу, я достала из нижнего ящика наши с Трисией сумки, одновременно решив, что ее сумочка нравится мне гораздо больше, чем моя. Сегодня я взяла черную сумку от Фенди. Я очень люблю ее, с ней, наверно, меня и похоронят, потому что к тому времени она прирастет к моему плечу. Сумочка Трисии – «сохо» от Кейт Спейд[73] – была без опознавательных знаков, поэтому я не сразу узнала ее, что на время отвлекло меня от грустных мыслей.

– Ты же не собираешься реагировать на ее слова, правда? – ворчала Трисия, пока мы шли к лифту.

– В этом–то и проблема. Мне кажется, я не ошибаюсь. Но это не более чем чувство.

– Когда расследуешь убийство, это называется интуиция. Не преуменьшай ее значения. Если ты считаешь, что ты права, вполне возможно, что так и есть.

Ее уверенность заставила меня улыбнуться против воли.

– Ты удивительный друг, ты знаешь об этом?

– Это тебе интуиция так подсказывает?

– Это – больше, чем интуиция.

– В таком случае спасибо. А что дальше?

– Ты начинай заниматься приемом. Позвони, когда договоришься об осмотре, я приеду.

– А куда ты направишься, чтобы я могла начать волноваться?

– Как говорят французы, «шерше ля фам»! 

Глава 10

Я очень люблю Музей искусств Метрополитен[74]. Правда, сама я выросла рядом со Смитсоновским институтом[75] в Вашингтоне, округ Колумбия, поэтому меня до сих пор каждый раз удивляет, что за вход в музей надо платить, но я все равно люблю Мет. У меня даже есть членский билет.

Тем не менее, мне никогда бы не пришло в голову, что там можно проводить фотосессию для рекламы парфюмерии.

Наверно, именно поэтому я занимаюсь проблемами личной жизни, а не рекламой. Да и вообще, рекламный бизнес сделал бы мою жизнь очень тяжелой. Мы и так постоянно поднимаем планку наших ожиданий: каким должен быть успех, какой должна быть любовь, каким должно быть счастье. Если к этому добавить еще и цунами ежедневной рекламы, сулящей раскрыть секреты немедленного блаженства, реальной жизни становится все труднее и труднее конкурировать. И иногда бывает непросто осознать, что жизнь – это не только картинка от Ральфа Лорена, особенно если вы не можете противопоставить ей ничего более достойного.

Оставив в стороне рассуждения о тяготах западного образа жизни, я вернулась к более насущным задачам. Мне нужно было несколько минут поговорить с Камиллой наедине, чтобы выведать историю разрыва и расспросить, где они с Тедди проводили время, чтобы… проводить время. Не совсем та тема, на которую можно легко заговорить с совершенно незнакомой женщиной. Но дело в том, что Тедди всегда был человеком со стойкими привычками, поэтому, может быть, он всех своих любовниц водил в один и тот же отель. Опять же нужно подкупать меньшее число коридорных, а такого рода экономия была бы вполне в духе Тедди. Если мне удастся узнать, где встречались Тедди с Ивонн, я могу найти кого–нибудь, кто знал их как пару, а этот человек мог бы помочь разоблачить Ивонн–убийцу. Что и требовалось доказать.

Найти галерею, где проходила фотосессия, оказалось совсем несложно. Во всех дверях толпились туристы, телохранители и полицейские. Камилла, умопомрачительная блондинка, чье совершенство можно объяснить только случайным капризом природы, сидела перед картиной Франсуа Буше[76] «Туалет Венеры», на которой обнаженный херувим помогал прихорашиваться столь же обнаженной Венере. Могу поспорить, что среди зрителей было не меньше дюжины мужчин, тщетно надеявшихся, что Камилла тоже сейчас разденется. А может быть, и парочка женщин.

Парикмахерша колдовала над волосами Камиллы, а сама она с недовольным видом рассматривала картину. Свита – несколько мужчин в костюмах, потея, поглядывали на часы, но фотографу, казалось, было наплевать на задержку. А может быть, он был под кайфом. Как бы там ни было, он занимался йогой прямо на полу у ног Камиллы, выкручивая свои бедра совершенно неестественным образом – до сих пор я не представляла, что мужчины на такое способны – в то время, как его ассистент возился с аппаратурой.

Когда я позвонила по номеру, который мне дала Гретхен, мне ответила Пегги, секретарь Камиллы, не желавшая даже признать, что я попала туда, куда надо, пока я не упомянула Тедди Рейнольдса. Тогда она шепотом сообщила мне, где они сейчас находятся и сказала, что постарается мне помочь, но обещать ничего не может.

Теперь я понимала почему. Совершенно неожиданно Камилла рявкнула на парикмахершу, оттолкнула ее руки и вскочила. Свита слетелась, как голуби на хлебные крошки. Мгновенно от них оторвавшись, Камилла понеслась в дальний конец галереи, где маленькая брюнетка, съежившись, уже готовилась принять на себя основной удар ее ярости. Наверно, это и есть Пегги.

Пегги протянула навстречу Камилле воду и полотенца; та схватила воду, не глядя на Пегги, и обернулась, чтобы понаблюдать, как свита разыграет свою часть послеобеденного спектакля. Один уже отчитывал несчастную парикмахершу, второй кричал что–то в телефонную трубку. Все это напоминало хорошо отрежиссированную постановку. Я бы не удивилась, если бы они вдруг еще и запели.