Роковой выстрел - [8]

Близкая разлука как будто подстрекала каждого из нас лезть из кожи, чтобы поддержать общее веселье.

После состязания в стрельбе Джек должен возвратиться на свое судно, а Тревор в университет.

Нам же с Чарли приходилось становиться к венцу и жить вместе — солидной, всеми уважаемой супружеской четой.

Это состязание в стрельбе вызывало среди нас массу разговоров.

Стрельба была всегдашним «дада» Чарли.

Он был капитаном команды девонских стрелков-волонтеров, сформированной в Роборо, которая хвасталась тем, что имеет в своих рядах большинство лучших стрелков графства.

Соперником этой команды на состязании должна была выступить группа избранных стрелков Плимутского гарнизона; такими противниками нельзя было пренебрегать, и потому исход соревнования представлялся знатокам сомнительным.

— Тир находится не дальше, чем в миле расстояния от Тойнби-Холла, говорил мне Чарли. — Мы поедем туда в экипаже, и вы увидите, как мы их отделаем. Вы принесете мне счастье, Лотти, — вполголоса прибавлял он. — Я вполне уверен в этом.

О! Мой бедный дорогой возлюбленный! Ну и счастье же я вам принесла…

Этот прекрасный летний день был омрачен для меня одним темным облачком.

Я уже не могла долее сомневаться в справедливости подозрений моей мамы и в любви ко мне Октавия Гастера.

По пути с пикника он не спускал с меня глаз.

Кроме того, во всех его речах ко мне слышался оттенок, говоривший больше и ярче слов.

Я чувствовала себя точно на иголках, я боялась, как бы Чарли не заметил чего-нибудь, так как знала его вспыльчивый характер. Но ему даже в голову не приходила мысль о таком вероломстве.

Только раз он с добродушным удивлением поднял глаза на Гастера, когда тот настоял на том, чтобы освободить меня от букета, который я держала в руках; но это удивление скоро сменилось улыбкой: он отнес эту внимательность к обычной услужливости Гастера.

Мне в ту минуту стало только жаль чужестранца и неловко за то, что я служу косвенной причиной его несчастья.

Я думала о том, какая это мука для такого сурового, серьезного человека быть жертвой жгучей страсти, о которой ему запрещают заикнуться хоть словом честь и самолюбие.

Увы! Я не принимала в расчет бесстыдство и беспринципность этого человека, в которых мне скоро пришлось убедиться на опыте.

В конце нашего сада была беседка, которая долго служила для нас с Чарли нашим любимым местом свиданий.

Она была вдвойне дороже, благодаря тому, что именно в ней мы впервые обменялись словами любви.

Я рассчитывала обождать там Чарли, который должен был прийти в беседку, когда выкурит сигару в обществе прочих гостей Тойнби-Холла.

В этот вечер он задержался, как мне показалось дольше обыкновенного.

Я ждала его с нетерпением. Каждую минуту я подходила к порогу беседки, ожидая, не услышу ли его походку.

Вернувшись от порога, я только что собиралась сесть на скамейку, как услыхала шаги на дорожке и увидала чью-то тень.

Я с радостной улыбкой устремилась к дверям; но улыбка моментально сменилась выражением удивления и даже страха, когда я увидела перед собой худую бледную физиономию Октавия Гастера.

В его манере и в самом деле было нечто, способное внушить недоверие любой женщине на моем месте.

Вместо того, чтобы сразу же раскланяться, он обвел глазами сад как бы для того, чтобы удостовериться, что мы совершенно одни.

Потом он крадущейся быстрой походкой вошел в беседку и уселся на стул, находившийся между мной и дверью.

— Не бойтесь, — сказал он, заметив тревогу на моем лице; вам нечего бояться. Я пришел сюда только для того, чтобы иметь возможность поговорить с вами.

— Вы не видали мистера Пилляра? — спросила я, делая страшное усилие, чтобы принять самоуверенный вид.

— А-ха! Не видал ли я вашего Чарли? — едким тоном повторил он. — Вы, значит, ждали его? Что ж, разве с тобой, моя птичка, имеет право беседовать только Чарли?

— Мистер Гастер, вы забываетесь!

— Чарли и Чарли, и вечно Чарли, — продолжал, не обращая внимания на мою фразу, Гастер. — Да я видел его, этого Чарли. Я сказал ему, что вы дожидаетесь его на реке, и он моментально помчался туда на крыльях любви.

— К чему была эта ложь? — спросила я, делая новое усилие, чтобы не потерять хладнокровие.

— Чтобы иметь возможность видеться и говорить с вами. Неужели вы любите его так сильно? Неужели слава, богатство, могущество, размеры которого невозможно себе представить, неспособны побороть этот первый любовный девичий каприз? Бегите со мной, Шарлотта, и вы будете иметь все — и славу, и богатство, и могущество.

И он умоляющим движением протянул ко мне свои длинные руки.

Даже и в этом момент мне бросилось в глаза их сходство со щупальцами гигантского паука.

— Вы меня оскорбляете, сэр! — вставая, вскрикнула я. — Вы жестоко поплатитесь за такое поведение пред беззащитной девушкой.

— Ах! Вы только говорите это, но не думаете. В вашем нежном сердце наверное найдется хоть капля жалости к несчастнейшему из смертных. Нет, вы не уйдете отсюда, не выслушав меня.

— Пропустите меня, сэр.

— Нет, вы не выйдете, покуда не скажете, могу ли я надеяться завоевать вашу любовь.

— Как вы смеете говорить мне подобные вещи? — во весь голос крикнула я, чувствуя, что негодование во мне начинает сменяться страхом. — Вы, гость моего будущего мужа! Скажу вам раз навсегда — я чувствую к вам лишь отвращение и презрение; вы рискуете превратить их в открытую ненависть.