Роковой выстрел - [9]

— А! Вот как, — задыхающимся голом прохрипел он, неверной походкой приближаясь ко мне и поднося руку к горлу, точно чувствуя затрудненность речи. — Значит, моя любовь вызывает у вас ненависть. А! — продолжал он, приближая свое лицо вплотную к моему лицу, так что мне пришлось отвести глаза в сторону, чтобы не видеть его вдруг остекленевших глаз. — А! Теперь я понимаю! Вот причина этому.

И он ударил кулаком по своему ужасному шраму.

— Молодые девушки недолюбливают таких штучек. Да, у меня нет прилизанной, загорелой, чисто выбритой мордочки, как у этого Чарли — этого зубрилы-школьника, этого здорового животного, не желающего ничего знать, кроме спорта и…

— Пропустите меня! — крикнула я, бросаясь к двери.

— Нет, вы не уйдете, — прошипел он, отталкивая меня назад.

Я яростно отбивалась от его объятий.

Его длинные руки охватили меня, словно стальной лентой.

Я чувствовала уже, что меня покидают последние силы, и только что хотела сделать последнее отчаянное усилие освободиться, как вдруг какая-то неодолимая сила оторвала от меня нападающего и швырнула его далеко на песок аллеи.

Я подняла глаза.

Я увидела в дверях высокую фигуру и широкие плечи Чарли.

— Бедняжка моя, — проговорил он, сжимая меня в объятиях, — сядьте сюда… вот в этот угол. Опасность миновала. Еще одну минуту и я вернусь к вам.

— О, не покидайте, не покидайте меня, Чарли, — прошептала я, когда он повернулся уходить.

Но он не стал слушать мои мольбы и большими шагами вышел из беседки.

Мне из моего угла не было видно ни того, ни другого, но я ясно слышала их разговор.

— Животное, — говорил голос, который я едва могла признать за голос моего жениха, — так вот зачем вы отправили меня по ложному пути?

— Да, именно затем, — небрежным тоном сказал иностранец.

— И вот как вы платите нам за гостеприимство, негодяй.

— Да мы немножко… позабавились в вашей восхитительной беседке.

— Мы!.. Вы еще находитесь на моей земле, и мне не хотелось бы подымать на вас руку, но, клянусь небом…

Чарли говорил теперь тихим прерывающимся голосом.

— Зачем вы клянетесь? В чем, собственно, дело? — медленно произнес Октавий Гастер.

— Если вы осмелитесь примешивать к этой истории имя мисс Ундервуд и инсинуировать…

— Инсинуировать? Я ничего не инсинуирую. Я говорю прямо и открыто, во всеуслышание, что эта барышня, кажущаяся такой невинной, сама попросила…

Я услыхала глухой удар и шорох гравия аллеи.

Я была слишком слаба, чтобы тронуться с места. Я только всплеснула руками и издала легкий крик.

— Собака, — сказал голос Чарли, — повторите это еще раз, и я заткну вашу пасть навеки.

После короткого молчания послышался странный, хриплый голос Гастера.

— Вы ударили меня, — пробормотал он. — Вы пролили мою кровь!

— Да, и я снова ударю вас, как только вы снова покажете свой клюв в наши места, да не смотрите на меня так. Вы думаете, я испугаюсь ваших гримас?

При последних словах Чарли мною овладело какое-то неописуемое ощущение, заставившее меня встать с места и взглянуть на них, прислонившись к косяку двери.

Чарли стоял в оборонительной позе, откинув назад свою юную голову, с видом человека, гордящегося причиной боя.

Против него стоял Октавий Гастер; он смотрел ему прямо в лицо, кусая себе губы со странным выражением в жестоких глазах.

Из его губы сильно текла кровь, пачкавшая его зеленую манишку и белый жилет.

Он сразу заметил меня, лишь только я показалась в дверях беседки.

— А! А! Вот и она сама, — вскричал он, разражаясь демоническим смехом. Вот и ваша невеста. Честь и место невесте! Да здравствует счастливая парочка! Честь и место счастливой парочке!

Снова расхохотавшись, он повернулся и прежде чем мы успели догадаться, что он намерен делать, он в один момент перескочил через забор, окружавший сад.

— О, Чарли, — сказала я, когда мой жених подошел ко мне, — вы сделали ему больно.

— Больно! Надеюсь, что да. Идемте. Дорогая моя, вы сильно испугались и выглядите совсем разбитой. Он не ранил вас?

— Нет, но я вот-вот упаду в обморок.

— Пойдемте потихоньку домой. Экий негодяй! План у него был недурен. Он сказал мне, что видел вас на берегу реки; на пути туда я встретил молодого Стокса, сына сторожа, возвращавшегося домой с рыбной ловли. Он сказал мне, что там нет ни души. Я моментально вспомнил тысячу мелочей, убедился во лжи Гастера и во всю мочь полетел в беседку.

— Чарли, — сказала я, прильнув к жениху, — я боюсь его — боюсь, как бы он тем или иным способом не отомстил нам. Помните выражение его глаз, когда он перескочил через забор?

— Фью! — присвистнул Чарли, — эти иностранцы всегда принимают грозный вид, когда злятся, но обыкновенно им только и ограничиваются.

— Я все-таки боюсь его, — с болью в голосе произнесла я, подымаясь по ступенькам лестницы, — и дорого дала бы за то, чтобы вы не ударили его.

— Я и сам охотно взял бы назад удар, так как он был, несмотря на все свое нахальство, нашим гостем. Но дело сделано, а кроме того, такую дерзость трудно перенести человеку, у которого в жилах течет кровь, а не водица.

Мне приходится упомянуть лишь вскользь про события нескольких последующих дней.

Для меня лично эти дни были периодом ничем не возмутимого счастья.