Рок, туше́ и белая ворона - [34]

Я просто застыла истуканом на последнем аккорде. Народ ликовал, а я чувствовала невероятно смертельное кружение эмоций внутри. Я всё ещё не могла отделаться от навязчивых кадров не пойми, что значащих. Толи бред, толи память… Они вторгались в реальность вокруг. Дыхание сводило судорогой. Я схватилась за гриф, до бела в костяшках. До боли. Я не могла оторвать от Рафа свои проклятые глаза, он мог кровоточить от этой игры моего разума, море крови текло по его шее. Я испугалась. По-настоящему, чёрт побери! Когда я зажмурилась открыла глаза вновь, крови больше не было, только маска на его лице, пыталась спрятать скорбь.

Не отстраняясь от микрофона Раф поймал мой взгляд и слабо ухмыльнулся.

― Что, хреново?

― Мне? Очень. ― я попятилась, ― Я, эм… мне надо выпить.

Развернувшись, я как ошпаренная отобрала у Солы стаканчик. Я даже не поняла когда она поднялась к нам и что я сейчас опрокинула залпом. Бесчувствие ― всё что я желала сейчас. Просто отключится. Я завидовала своей бессердечной матери и сострадала сломленному отцу, застряв где-то меж двух огней, снедаемая торнадо из ужаса и беспомощности.

Я не хотела слушать, не хотела играть, хотела заткнуть свои долбанные уши и остаться в одиночестве, переживая внутреннее крушение. Ловко отточено вырывая из струн бас-аккорды, сливая с переливами моей гитары, его голос, звучал уже иначе, не так как мне было бы легче. Но так как мне по душе. Как-то больно и жестоко и музыка имела уже совершенно другой оттенок, словно авторский почерк. Он мне знаком. Автограф самóй жестокой драмы. И в совокупности с игрой всех остальных, ярко, страстно, совершенно и пожалуй полностью отражая всю его личность, которая как оказалось совсем не та, что я знала…

Мои пальцы до судороги впивались в медиатор. Раньше я никогда не слышала группы «ДиП», в целостном виде после возрождения, и того, как он поёт, потому не знала этого. Сейчас, потрясая пространство, свои сильным хриплым голосом, он смотрел напряжённо поверх толпы и был богом. Я бы и с пистолетом у виска не смогла придумать сравнения точнее, но «бог» было наиболее подходящим, но всё ещё недостаточно правильным, чтобы описать его сейчас. И я не о внешних признаках, я о том, эмоциональном заряде, что он посылает со сцены. А он сам, был слишком сложным. Едва открытым для чужого взора, под прочным мороком жестокости и высокомерия.

Треть присутствующих скандировала слова песни, зная текст, но совершенно не зная о чём эта музыка. Для меня это тоже Сакраменто. Могу лишь предположить, что каждая его песня, как исповедь для него. Кто-то был там вместе с ним. Кто-то, за кого он боролся и проиграл. Кто-то, кто выпал из его жизни замертво. Кто бы это ни был, он поселил скорбь потери, там, где когда-то было сердце. Все мы терпим неудачи и потери. Но есть потери с которыми невозможно смириться. Это убило бы его. Как бы там ни было, но если бы смерть в этой аварии не прошла мимо меня, лишь едва коснувшись, что было бы тогда? Или во всех этих эпизодах… У Кости нет детей кроме меня. У него вообще больше никого кроме меня нет.

Отдав Коляну свою гитару, решила пойти в свой домик на дереве. По пути, подцепила бутылку джина, одиноко стоявшую на столе.

Глава 5. Прятки

Взобравшись с горем пополам по веревочной лестнице, уселась на куче подушек, обняла свои колени и пропала без вести. Под аккорды No Celebration ― Paradise Lost, в стороне ото всех, я растворяла свою дурацкую болезнь в меломании и алкоголе. У джина был странный химический привкус, но я наплевала на это.

В конечном итоге, всё встало на свои места. Гости веселись и круто проводили время, отец возможно впервые за несколько лет позволил себе праздник в свой день рождения, а я вернулась к одиночеству. Каждый получил свой долбанный кусочек счастья.

Мне нужно бежать. Я могу сбежать от своей болезни, если убегу из этого проклятого места. Это оно во всём виновато. У меня появился план. Мне восемнадцать, я имею неограниченный доступ к банковскому счёту, открытому отцом для меня. Я уеду отсюда, просто сниму немного денег и сбегу. А потом? Чёрт, я без понятий, но бежать это всё что я хочу. Я могу играть на гитаре в конце концов, а значит могу зарабатывать. А ещё, у меня есть загранпаспорт, правда, он где-то у моей маман. Мысли клубились в голове, обдумывая всё это. Я поймала себя на том, что тяжело дышу. Я даже мысленно сбежать нормально не могу. Просто фатальный тупик.

― Смолова. ― (я чуть не захлебнулась джином), ― Ты что тут делаешь?

Посмотрела на вход в домик. Конкретно на Гордеева. Чёрт.

Демонстративно покрутила бутылкой.

― Делаю свою жизнь более сносной, ― пробормотала я, ― Пытаюсь по крайней мере. А вот что тут делаешь ты ― выше моего понимания.

Он повёл бровью и взобравшись, стал медленно подходить, спрятав руки в карманы джинсов. Ему приходилось склонить голову в сторону, чтобы не касаться всех этих ловцов снов и ветерков, подвешенных к в принципе высокому потолку. Какой у него рост?

― А, то есть, колдырить водку, в гордом одиночестве ― это теперь так называется? ― осведомился он лениво-издевательски.

― Это джин, а не водка.