Рок–роуди. За кулисами и не только - [34]
Боб Левин был нанят в качестве стейдж–менеджера, и хотя я выполнял обязанности их гастрольного менеджера, я понимал, что ему не обойтись там без моей помощи. Во всём, что касалось работы, Боб был перфекционистом. Мы потратили уйму времени на обсуждение мельчайших деталей; от каждой группы или исполнителя было заявлено по четыре номера, и ни при каких обстоятельствах не допускалось бисов. Время было ограничено рамками программы, и Боб был вынужден применить характер, независимо от статуса исполнителей, а моей задачей — как можно быстрее, по возможности, помочь музыкантам покинуть сцену и проводить их до лифта в артистические. Что может быть проще схемы Боба? Вышли на сцену — сыграли четыре номера — покинули сцену — лифт — возвращение в артистическую. Что здесь может не сработать?
Супи всегда забавлял публику, и в театре никогда не оставалось свободных мест. Когда же я услышал рокот восторженных слушателей и оглушительные аплодисменты, то даже начал беспокоиться сможет ли перекрыть их наша звуковая система. Не много ли для американского телевизионного дебюта Hollies, если кроме рёва толпы ты ничего не услышишь? Что скажет в этом случае Франк Барселона о моих талантах гастрольного менеджера?
Но я зря волновался, Hollies отыграли без изъяна, и народ их встретил хорошо. Всё же я успокоился только тогда, когда встретил их у лифта и проводил в артистическую. Удивительно, но я даже испытал некое удовлетворение.
— Эй, Таппи, — закричал мне Боб с другого края сцены. — Проверь, готовы ли следующие. И трудно поверить в то, что ты сейчас увидишь.
И сразу же в динамиках загудел голос ведущего:
— Дамы и господа, поаплодируем Малышу Ричарду и его группе, Апсеттерс и Кингпинс…
Несмотря на то, что Малыш Ричард со своими Апсеттерс не были тогда на вершине популярности, но в шоу Супи они были одной из самых главных приманок, и Боб оказался совершенно прав, говоря, что трудно будет поверить даже в увиденное собственными глазами. У Малыша Ричарда только что с большим успехом прошли гастроли по Соединённому Королевству. Он был доволен и решил, что немного специй не помешает в шоу Супи. Вот такова старушка Англия, вот таков Малыш Ричард.
Несколько роуди возились на сцене; один из них выдвигал на самый центр необъятных размеров золочёный трон, другой — раскатывал красную дорожку. Когда всё было готово, Малыш Ричард с гордо поднятой головой вступил на красную дорожку, великолепная бело–красная накидка колыхалась своими фалдами. Приблизившись к трону, он повернулся к переполненному залу театра Парамаунт, со всеми камерами, направленными на этого человека, играющего в короля. Я уже с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться, но тут на сцену за ним вышли его музыканты. Может быть, для преисподней это и было бы отличной идеей (где он поднабрался этому, я так никогда, наверное, и не узнаю), но все вырядились в красную военную форму и выглядели как засахаренные вишенки с торта на гладкой поверхности сцены, в дополнение ко всему на их плечи были наброшены огромные чёрные медвежьи шкуры. Настоящая королевская свита, а не музыканты.
Когда они заиграли, я подошёл к Бобу.
— Как считаешь, Боб, он похож больше на короля или всё же на королеву?
Мы рассмеялись.
Но нелепость разрасталась, его величество Малыш Ричард выколачивал из своих самых популярных номеров самый громкий звук, а его бедные музыканты всё более и более вспотевали под лучами софитов. Похоже, одному чёрному гитаристу пришлось совсем туго: его медвежий капюшон съехал на лицо, но он из всех сил старался продолжать играть. Я поймал его взгляд, и он улыбнулся мне в ответ. Бедняги все были мокрыми под своими меховыми одеяниями и только–что наложенный макияж начал стекать с их лиц. Многие уже потеряли свои меховые шапки, потому что Малыш Ричард носился по сцене, а его несчастные музыканты продолжали выступать в роли королевской свиты, едва при этом успевая играть.
Но Супи Сейлза это не впечатлило, видя Малыша Ричарда насквозь: тот пытался превратить его шоу в своё. И когда четвёртый номер завершился, он оказался совершенно прав.
— Приготовься, Таппи, — сказал Боб, подготавливая следующих выступающих. — Давай спасай этих несчастных парней со сцены, и сделай это как можешь быстрее.
Но у Малыша Ричарда были на этот счёт свои соображения. Когда прозвучал заключительный аккорд, стало ясно, что покидать сцену он вовсе и не собирается.
— Что такое, Нью–Йорк? Разве вы не хотите ещё? Я не слышу; что вы сказали? Ещё?
Толпа взорвалась визгом и, быстро метнув на Супи, стоящего рядом с нами, испепеляющий взгляд, Малыш Ричард окунулся в пятый номер. Толпа дико завыла, а Малыш Ричард, медленно вернувшись на сцену, вышел вперёд. Супи побагровел от гнева:
— Гоните этого парня со сцены! — крикнул он Бобу и мне. — Отключите это чёртово питание!
Одним сильным рывком Боб разъединил силовой кабель, и театр погрузился в тишину. Малыш Ричард, не дойдя и до середины песни, что–то по инерции продолжал ещё мямлить в уже неработающий микрофон. Публика начала смеяться, и он в сердцах швырнул микрофон об пол. Мы ещё толком не дошли до угла, за которым нас ожидал лифт, как Боб включил питание и конферансье объявил следующих исполнителей. Но Малыш Ричард ринулся к Бобу:
«Дом Витгенштейнов» — это сага, посвященная судьбе блистательного и трагичного венского рода, из которого вышли и знаменитый философ, и величайший в мире однорукий пианист. Это было одно из самых богатых, талантливых и эксцентричных семейств в истории Европы. Фанатичная любовь к музыке объединяла Витгенштейнов, но деньги, безумие и перипетии двух мировых войн сеяли рознь. Из восьмерых детей трое покончили с собой; Пауль потерял руку на войне, однако упорно следовал своему призванию музыканта; а Людвиг, странноватый младший сын, сейчас известен как один из величайших философов ХХ столетия.
Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.
Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.