Рок–роуди. За кулисами и не только - [24]

Передо мной возникает возмущённая физиономия сестры, а штаны, все обрызганные моей мочой, спущены.

— Мистер Райт! Что вы наделали?

Я стал изображать извинения, но назначением ширмы не было звукоизолировать нас с Хилтоном, поэтому ярко представил, как он там корчится от смеха.

— А вы, мистер Валентайн, — с негодованием вскричала сестра. — Извольте вести себя тихо!

Ну вот. Теперь вся клиника знала, что один из Animals и их роуд–менеджер схватили триппер. Мистер Райт, вы нам больше не нужны, а вот с мистером Валентайном, когда мы вас сможем увидеть снова? Я чувствовал как мои уши горят, слыша, перешёптывающиеся голоса, после того как наши имена были так громогласно озвучены. Мне следовало бы быть поосторожнее после того случая с коровами в Ньюкасле и избегать писать в общественных местах вместе с Хилтоном Валентайном.

Когда всё кончилось, и нас оттуда выпроводили, мои анализы подтвердили поговорку, в которой говорится, что смеётся тот, кто смеётся последним. Я оказался чист, Хилтону же прописали лечение.

Великий день, громкие имена

Оставив все преграды позади, 22 декабря 1964 года я встретил своё 21–летие. Сейчас, оглядываясь назад, удивляешься, насколько молоды мы все тогда были. Избегнув участи сына рабочего класса, я объездил почти весь мир, у меня в постели перебывало столько женщин, как ни у одного человека из всех, с кем свела меня Судьба, у меня была любимая работа и более того, я был в ней лучший, я был окружён замечательными друзьями и вот только теперь (а произошло это в ночном клубе Скоч Сент–Джеймса в Лондонском Вест–Энде) я стал совершеннолетним.

Вечеринка была организована всеми Animals. Они все хотели посмотреть на меня в мои двадцать один, а список приглашённых требует отдельного разговора. Если честно, вечеринка сама по себе ничего особенного не представляла, что ещё ожидать от молодых возбуждённых парней, которым только–только поисполнялось двадцать. И хотя мы были окружены самым гламуром Лондона, они не нашли ничего лучше, чем отметить моё 21–летие в духе Северо—Востока: парни накачивались нашим ньюкаслским тёмным элем, а тётки потягивали розовое вино и детское шампанское.

Помещение было просто забито тётками, я всегда с сожалением думаю, что времена мини прошли навечно, оставшись символом начала шестидесятых. Голые ноги, раскрашенные лица, казалось, были частью интерьера, и мне безумно нравился такой декор. Мне нравилось, что многие лица в этой толпе были мне знакомы, и все эти сильно подведённые глаза сверкали в направлении одного парня, именинника, и этот именинник с восторгом обсуждал со своими товарищами эти пронизывающие до самых внутренностей взгляды.

Но вот стихла музыка, погас свет, и внесли наиогромнейший торт с зажжёнными на нём свечами. Я подошёл к большому столу, вокруг которого толпа пела мне Happy Birthday. И когда песня перешла в общий гул поздравлений, Эрик объявил, чтобы я задул свечи.

— За один раз, Таппи, иначе желание не сбудется.

Я набрал в лёгкие побольше воздуха и подался вперёд. Вдруг чья–то рука схватила меня за шею, и одним сильным движением моё лицо оказалось полностью погружённым в торт. Только я высвободился из липкого плена и оттёр глаза от крема и фруктов, как весь клуб взорвался аплодисментами и смехом. Больше всех смеялся виновник происшедшего, стоящий прямо рядом со мной.

— С днём рождения, Таппи, — сказал Джон Леннон. — Вкусный торт?

— Стоит попробовать и тебе, Джон.

С этими словами я запустил руку в сладкую массу, оставшуюся от моего днярожденческого торта и, попробовав захватить побольше, поднял руку и, прежде чем Джон успел перевести дух от смеха, размазал её по всему его лицу. Я поймал взгляд Эрика и не мог сразу понять, оценил ли он мой порыв, обмазать его любимого кумира деньрожденческим тортом. А Джон Леннон в этот момент языком слизывал его со своих губ.

— Действительно хорош, — со знанием дела подтвердил Джон.

— Война! Война! — вскричал Хилтон и, зачерпнув изрядную пригоршню моего торта, метнул его в Эрика. Но рука его дрогнула, и он попал в Брайана Джонса, обделав сладкой массой его новенький костюм и всего его самого.

Вскоре на всех присутствующих оказались следы моего праздничного торта. Все эти голые ноги и лица с тщательно наложенным макияжем были обрызганы белым кремом и фруктовым сиропом, никто не уцелел. К концу веселья, когда на подносе не осталось ни крошки, кроме сладких разводов, все мои гости и всё помещение, включая светильники и стулья, были отмечены как приглашённые на моё совершеннолетие.

Единственным человеком, который вошёл позже всех и которому уже не досталось торта, оказался хозяин Скоча. Но, похоже, он не стремился разделить с нами нашей радости и успокоился только тогда, когда все мы хором заверили его, что возместим ему все убытки. Радостные и счастливые мы покидали клуб, ещё ни у кого из нас так весело не проходил ни один день рождения, стоит ли добавлять, что наше первое знакомство с Джоном Ленноном превратилось потом в крепкую дружбу.

Ready, Steady, Go!

Вот так завершался 1964 год всеобщим сражением, в котором все оказались отмечены моим праздничным тортом, но должен сказать, что Эрик ни в коей мере не собирался принимать сторону побеждённого, даже от такого знаменитого бойца, как Джон Леннон.