Рок–роуди. За кулисами и не только - [23]

Шрифт
Интервал

Остановив машину у дома Майка, я с трудом дотащил портфель до дверей его квартиры. Уму ни приложу, чем может быть он так набит, и почему он такой тяжёлый. Может быть, бумаги Майка или контракты, которые ему могли срочно понадобиться для утренней встречи? Моё любопытство было оттеснено чудесными свойствами волшебной таблетки Эрика.

Я ещё даже не позвонил, как Майк открыл дверь.

— Боже, да храни тебя, Таппи, ты спас мою жизнь. — Он схватил портфель и открыл его.

Я присвистнул. Толстые, засаленные пачки банкнот, плотными рядами заполняли всю внутренность портфеля. Зная Майка, зная его нелюбовь ко всяким расспросам или недомолвкам, я быстро попрощался, пожелал ему хорошего дня и уехал.

Теперь нужно было найти Эрика. Было очевидно, он провёл ночь более продуктивно, чем я — я нашёл его лежащим в постели с обвившейся вокруг него спящей чёрной красавицей.

— Эрик, что за чёртовски волшебную таблетку ты мне дал! — вскричал я, вихрем вломившись к ним в спальню. — Откуда она у тебя? Посмотри на меня, я даже ещё не ложился! Определённо, ты мне должен достать ещё таких. Я вот подумал, было бы здорово возить парней… — я заткнулся, как только встретился с двумя парами смеющихся глаз, уставившихся на меня. — А что? Что я такого спросил?

— Таппи, мой дружок, подойди к нам и присядь, — сказал Эрик, освобождая от одеяла краешек кровати. — Боюсь, я немного тебя разочарую.

— Что ещё, ты приготовил для меня? — насторожился я, в то время, как эбонитовая куколка Эрика, подхватив с пола его рубашку, со смехом выпорхнула из комнаты.

— Вот именно. Та таблетка, Таппи, которую я дал тебе, это не было пурпуровым сердцем.

— Но, как же так? Серьёзно, она же подействовала, я хочу сказать, вот посмотри на меня…

— Таппи… я дал тебе контрацептив…

Эрик ржал так, что слёзы брызгами лились из его глаз.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что это был контрацептив?

Но Эрик был уже не в состоянии вымолвить ни слова.

— Эрик, я пока ещё в своём уме, я презерватива не глотал, дружище, — смешного в этом я по–прежнему ничего не находил.

Эрик долго не мог успокоиться, и только, когда он поборол удушающие его приступы смеха, он заговорил.

— Это женская противозачаточная таблетка. Понимаешь, таб–лет–ка. Я дал тебе таблетку, и ты умчался в Ньюкасл и примчался обратно, думая, что это пурпуровое сердце. Таппи, я тебя люблю, ты — неповторим! Видел бы ты Рика и Джона, когда ты вчера ускакал, с ними случилась настоящая истерика. Только посмотрите на эти ясные глаза! Ни капельки сна я в них не вижу. Боже, не думаю, что мне придётся ещё раз так когда–нибудь смеяться.

Из кухни, в поддержку Эрику доносилось ржание Хилтона и заливистый смех Эриковой эбонитовой куколки, видимо оба слышали весь наш разговор в мельчайших подробностях. Ну, разве я не идиот! Сколько ещё сумасшествий случалось в эти безумные шестидесятые! Я, вдруг, представил, что все эти женские гормоны носятся в данный момент в моём теле. От этого мне стало дурно, я почувствовал себя несчастным и больным, и, ничего не сказав Эрику, я молча поплёлся к себе в спальню. Мне просто необходимо было поспать, что я в итоге и сделал. Мой первый и последний опыт с наркотиками окончился огромной дозой сна в полностью завешенной от дневного света комнате, но я просыпался каждый час, с ужасом ощупывая себя, не начинает ли расти у меня девичья грудь.

*

Время шло. Грудь, слава богу, у меня не стала расти, и я продолжал пользоваться своим мужским началом на полную. Потребовалась бы не одна доза женских гормонов, чтобы сломить дух Таппи Райта! Но тут вдруг Хилтон объявил всем, что заразился триппером, и для большей убедительности сказал ещё, что подхватил его у той тётки, которую мы с ним делили поровну.

Я вознёс молитвы к Богу и отправился в ванную. Вроде всё показалось мне в порядке, но я не был уверен, что именно я должен был найти. Чёрт побери, ну, пожалуйста, только не это!

Ничего не оставалось, как идти нам в клинику Хаммерсмит. Ничего не скажешь, хорошее название для КВД (Кузнечный молот!), тем более что идти мне туда приходилось впервые. Я слабо надеялся, что этот раз станет для меня и последним, но то дело, которым я занимался, а занимался я заботой о рок–звёздах, было в этом смысле очень опасным. Хилтон оказался после меня в очереди, и стал нервозно теребить свой номерок, кстати был сорок вторым. Легко понять, что я был сорок первым. Что сказать о помещении, в котором нам пришлось ждать? Отличное место для тех, кто думает о смерти.

Нас вызвали одновременно, но мы оказались разделены ширмой. Наконец, я повеселел, всё что от меня требовалось, это пописать в баночку, и в голове стали крутиться слова моей матери: раз пришёл к доктору, терпи и делай всё, что он велит. И вот ещё, о чём я тогда подумал, к чему это она тогда мне говорила? Стоял я так там и ломал голову. Так или иначе, но всё утро я ещё не писал, и уже был готов наделать в штаны, пока дожидался своей очереди. Медсестра принесла мне баночку и вышла. Я слышал, как она говорила Хилтону, стоящему здесь же рядом за ширмой, те же слова, что и мне.

Ну вот, наконец. Шлюз открылся, и баночка начала стремительно наполняться. Неприятность возникла сразу, как только она переполнилась — мне было не остановиться. Моча полилась мне на пальцы и… хлоп! эта злополучная банка выскальзывает у меня из рук! Летит, ударяется о каменный пол и вдребезги разбивается.


Рекомендуем почитать
Императив. Беседы в Лясках

Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.


100 величайших хулиганок в истории. Женщины, которых должен знать каждый

Часто, когда мы изучаем историю и вообще хоть что-то узнаем о женщинах, которые в ней участвовали, их описывают как милых, приличных и скучных паинек. Такое ощущение, что они всю жизнь только и делают, что направляют свой грустный, но прекрасный взор на свое блестящее будущее. Но в этой книге паинек вы не найдете. 100 настоящих хулиганок, которые плевали на правила и мнение других людей и меняли мир. Некоторых из них вы уже наверняка знаете (но много чего о них не слышали), а другие пока не пробились в учебники по истории.


Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.


«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.


Последовательный диссидент. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»

Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.