Рок–роуди. За кулисами и не только - [21]

Шрифт
Интервал

В записке был вложена узкая полоска бумаги — её имя, Ронда, и номер её телефона. И ещё там был билет на новую бродвейскую постановку Энтони Ньюли, The Roar of the Greasepaint — The Smell of the Crowd. Я оглянулся в её сторону, но она, казалось, была полностью занята своим мужчиной.

— Думаю, лучше бы тебе не вертеться, любовничек, — произнёс Боб. — Пока этот бедняга не просёк, что здесь происходит.

Мы расплатились, и, покидая ресторан, записка Ронды потонула в самом моём потаённом кармане.

У меня не было времени позвонить ей в тот день. На следующий вечер, используя мой британский акцент во всей красе, я позвонил очаровательной Ронде, и мы договорились встретиться после её выступления в The Roar of the Greasepaint. У них там был приём после спектакля, и она предупредила меня, чтобы я пришёл один.

Пьеса мне понравилась, я любовался её игрой, и тем как она непринуждённо ведёт себя на сцене, и я намеревался продвинуться в своём желание чуть дальше. Я только надеялся, что моё поведение в ресторане не станет препятствием получить её расположение, и молился, чтобы удача не покинула меня в этот час. Так уж вышло, что не пришлось завоёвывать расположение Ронды, потому что как только я встретил её выходящей из дверей, она попросила мне проводить её до лимузина — что ещё ожидать английскому джентльмену. Всё может быть, может она хотела мною кого–нибудь разозлить?

Когда мы прибыли, вечеринка шла полным ходом. Отис Реддинг руководил пластинками, и пары танцевали в клубах марихуаны. Это была ещё та вечеринка; даже если бы здесь не было Ронды, там были женщины, ради которых я обыкновенно пересёк бы океан.

Но эта огненно–рыжая снова скоро завладела моим вниманием. Как только мы вышли на площадку для танцев, она стала покрывать меня поцелуями и прижиматься к моей груди своими великолепными сиськами. Нежно покусывая мои губы, она начала тихо постанывать и тереться своим телом об меня, пытаясь бедром нащупать моё отвердевшее естество.

В конечном итоге, чувствуя, как она пытается овладеть мною прямо на подиуме и лезет в мои брюки, я подхватываю её на руки и тащу к дивану. Похоже, здесь всех гостей ожидал подобный финал. В стороне от остальных пар, которые всё ещё извиваются под звуки музыки, всё свободное пространство пола было занято спутанными клубками тел. Как паровые молоты сверкали тут и там обнажённые белые задницы. Я оказался среди океана нагих тел, длинных гладких ног и грудей, колыхающихся подобно морским волнам в такт оставшимся танцующим парам. Отис Реддинг пытался теперь состязаться со всё нарастающим крещендо воплей, стонов и радостного заливистого смеха. Что называется настоящая народная гулянка, казалось, мне никогда не выбраться оттуда, пока не произведу полную оценку происходящего.

Ронда, вся такая непостижимо красивая, а теперь превратившаяся в мою персональную сексуальную куклу, толчком скинула с дивана меня на ковёр. Улыбаясь, она сорвала с себя своё платье, и, сдвинув в бок свои трусики, с размаху опустилась мне на лицо. И я очень удивлюсь, если теперь, какая–нибудь женщина, прочтя эти строки, будет не знать, как заполучить двадцатилетнего парня себе между ног, и не сможет научить его, тому чему научила меня эта рыжая бестия. Она была великолепна, соки её заливали мне лицо, а я старался изо всех сил. Но вот её стоны стали громче, дыхание участилось, и, поняв, что делаю всё правильно, я стал сам получать от этого наслаждение.

Ничего подобного я прежде не испытывал — удовольствие чувствовать женщину, переживать с ней эмоционально, но вот Ронда повела себя к следующей кульминации, и я даже не заметил, как щёлкнула молния на моих брюках. Неожиданно я почувствовал, как мой вздыбленный дружок был сдавлен так, как никто его никогда не сдавливал прежде. Кто–то ещё схватил его ртом и начал яростно сосать. Чёртов бог, мать его, я попал на оргию! Мне ещё больше нравится эта вечеринка, но то, что было сделано с моим Диком не описать. Его сосали, его грызли, его сдавливали, и ещё что–то, что я не мог уже понять. За всё время, проведённое мною с Animals я не могу назвать и нескольких девочек, которые не становились передо мной на колени, но такого со мной не вытворял никто. Уму непостижимо.

Я почувствовал, как мои яйца сжали, и подступил оргазм, одновременно Ронда последний раз дёрнулась и скатилась с меня. Она, тяжело дыша, лежала рядом со мной и нежно гладила моё лицо, а я чуть не задохнулся и кончил. В глазах потемнело. Чьи–то губы по–прежнему трудились надо мной, теперь вылизывая его начисто.

— Мать твою!

Я вскочил, трясущимися руками стараясь натянуть брюки.

Какой–то мужик сидел на полу у моих ног. Мужик. Большой волосатый мужик, мать его! Он улыбался мне и слизывал остатки моего сока со своих губ! Затем рассмеялся и откатился, чтобы присоединиться к другой группе, тут же на полу.

Я стоял как вкопанный, с трудом сдерживая приступ тошноты, всё удовольствие тут же было забыто. Я высвободился из объятий Ронды и бросился вон оттуда. Как мне стоило поступить? Думал я, шагая по улице. Может, вернуться и набить морду этому ублюдку? Не мог поверить, что мне только–что впервые доставил такое наслаждение мужик! Не значит ли это, что я стану гомиком? Нет. Нет. Просто нужно забыть об этом. Этого никогда не было. Просто забыть.


Рекомендуем почитать
Императив. Беседы в Лясках

Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.


100 величайших хулиганок в истории. Женщины, которых должен знать каждый

Часто, когда мы изучаем историю и вообще хоть что-то узнаем о женщинах, которые в ней участвовали, их описывают как милых, приличных и скучных паинек. Такое ощущение, что они всю жизнь только и делают, что направляют свой грустный, но прекрасный взор на свое блестящее будущее. Но в этой книге паинек вы не найдете. 100 настоящих хулиганок, которые плевали на правила и мнение других людей и меняли мир. Некоторых из них вы уже наверняка знаете (но много чего о них не слышали), а другие пока не пробились в учебники по истории.


Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.


«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.


Последовательный диссидент. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»

Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.