Рок И его проблемы-4 - [8]

И неожиданно прытко для своего жирного тела, подтянулся за борт и заглянул в кузов.

— Под соломой что ли? — подозрительно спросил он.

— Да нет же у нас ничего, говорят тебе… Давай начальника своего, нам ехать нужно.

— Всем нужно, — пробурчал он. — Сейчас придет начальство. Имейте терпение.

Терпение мы имели после этого не меньше часа. Народ разбрелся, завалился кимарить в тени берез, и потерял всякую бдительность.

— Что-то не так, — сказал мне Олег Петрович. — Что-то здесь не так.

— Что не так? — довольно лениво спросил я. Потому что уже сломал голову, в поисках решения, где нам отыскать баксов пятьдесят, чтобы расплатиться с ними. У нас даже не было, чего им продать. Никакого натурального запаса для грядущего обмена.

— Время тянут, — сказал Олег Петрович. — Вон, взгляни на село, — богатеи… Такого за копейки на проезде не заработаешь. Такое можно отгрохать, если только все достается, все сто процентов.

— Вы о чем, Олег Петрович? — не понял я.

— Время тянут, — опять сказал он, — потом, давай на спор, придет начальник, покочевряжится еще немного и пропустит. За просто так… Это чтобы мы обратно не махнули, а двинулись в нужном направлении.

Я сразу же проснулся. Такого в голову не приходило.

— Вы думаете? — спросил я. — Значит, без денег пропустит? Это хорошо.

— Они нас в два счета рассчитают. Без проблем… Надо линять домой. Пока не поздно.

— А как же мечта? — спросил я.

— Останется мечтой, — сварливо сказал Олег Петрович. — Против лома, ты же знаешь, — приема нет.

— Черт, — сказал я. — Где-то я читал, но вот где, когда, — убей бог, не помню… Но в голове стало крутиться. Как надоедливая муха, жужжит и жужжит, а вспомнить, откуда я это знаю, не могу: знать размеры предстоящей опасности, означает, до некоторой степени не бояться ее… Так, кажется.

И вообще, пока бесконечно завтракал их главный, я начинал злиться. Не только из-за его трапезы, и предположения Олега Петровича, вернее, — совсем не из-за этого.

Из-за несуразности того, что находилось у меня внутри. Находилось внутри и происходило там же.

Из-за — неповторяемости…

Потому что в этом невозможно было разобраться.

Ничего у меня, ни разу, никогда, не получалось специально. Когда я этого хотел. Никакой мистики не происходило…

А получалось легко как-то, непринужденно, — когда я об этом меньше всего думал.

Вот я увидел тех бедолаг в окопчике, из кузова машины, откуда их невозможно увидеть. Но — ведь увидел, их и их вооружение, даже как-то почувствовал их растерянность и паническое состояние духа. Увидел, — и поверил тому, что увидел. Вернее не так, не поверил, этому «поверить» места не было. Увидел — и все… И оно, так и оказалось. Зрение не подвело…

Увидел, где спала в детском доме Гера, и почувствовал ее гордость, от того, что ее кровать расположена не так, как у всех. Но это уже не зрение было, а — чувство.

Как, почему, откуда, зачем?.. Но и это была, — правда…

А то, что нам готовят засаду, — не понял. Слава богу, Олег Петрович подсказал.

А уж это — важнее не придумаешь. Для меня, и для нас всех. Если говорить о важности…

Я ничего не понимал в себе, потому что ничего не повторялось… Вернее, что-то повторялось, но не по моей воле. А по чьей-то другой, если это была чья-то воля, а не некий таинственный метаболизм моего организма. То есть, что-то до предела слепое и неподдающееся логике.

Ничего не повторялось. Я был бессилен, что-либо объяснить, придумать про себя хоть какую теорию. И от этого злился.

Нас пропустили бесплатно.

Начальник таможни, оказался, как отец родной. В отличие от своих жирных подчиненных. Он говорил нам: «ребятки».

— Ребятки, что мы, крохоборы какие-нибудь… Вижу же, вы не местные, и денег у вас нет. Раз едете, значит вам нужно. Нам-то зачем знать, куда и зачем?.. Не взыщите на моих обормотов. Их дело, — служба. Поймите.

С этими словами он скомандовал поднять шлагбаум. Мы — тронулись. Он чуть ли не махал нам на прощанье подсумком, даже, наверное, прослезился от чувств, стоя в той пыли, которую взметнули наши машины.

Был он высокий и худой, и не чувствовалось по его плоскому животу, что он только что больше часа принимал плотный завтрак.

Ох, Олег Петрович, Олег Петрович!..

Нужно было дать им переворошить нашу солому, мы не дали, — и они думают, что у нас под соломой несметные богатства, из-за которых сейчас устраиваются где-то в засаде бывалые бойцы, для которых расправиться с нашим караваном, полным обрезов, — плевое дело. К обеду точно успеют, — чтобы щи не остыли.

— Ну что, командир? — спросил Олег Петрович, когда мы проезжали между двух высоченных бетонных стен, с пустующими пулеметными вышками через каждые сто метров.

— Около дома гадить не будут, — сказал я, — так что, километров десять у нас есть. Я думаю.

— И…

— Не знаю. Может, свернем куда-нибудь.

— А они такие идиоты, ждут нас где-то, и не следят… Их пацаны с рациями, наверное, на всех деревьях сидят, где нужно, чтобы докладывать о нашем передвижении. Чтобы не было случайностей.

— По вашему, так мы в таком мешке, что придумать ничего нельзя.

— Да, так оно и вышло… Свернем куда, нам хватит и пары противопехотных мин, чтобы догадаться, что совершили ошибку.