Рок И его проблемы-2 - [6]

Исчезновение Марины, и в правду, выглядело весьма необычно.

Гвидонов попросил фрагментами, но воспроизвести весь день двенадцатого ноября с утра…

Вот Марина просыпается, вот идет умываться, вот чистит зубы… Вот к ней приходит доктор, в очках и с аккуратной бородкой, вот они о чем-то довольно мирно разговаривают, вместе завтракают и пьют чай… Вот она долго сидит за компьютером, на экране которого, как на одной из фотографий, какие-то графики, вот подходит к бельевому шкафу и долго выбирает платье…

За компьютером она сидела до обеда, была одета в джинсы и серый свитер, рукава которого подняла до локтей. А после того, как горничная позвала ее за стол на кухне, и Марина пообедала, — ушла к этому бельевому шкафу и долго выбирала себе платье, — пока не остановилась на черном…

Не хорошо подглядывать.

Но есть особенное скотство, когда делаешь это не один, а в коллективе… Сейчас их было пятеро, подглядывающих за девушкой. Наблюдающих ее стриптиз: как та раздевается, снимает свитер, потом джинсы, потом рассматривает себя в высоком зеркале, а потом одевает на себя черное упавшее по ее фигуре, платье.

Но, может быть, они, — пятеро, — что-то типа медиков, которым все можно, — подглядывать, в том числе. Если, для пользы здоровья… Если медики, тогда все нормально, — да еще при склонности девушки к суициду. Как здесь обойтись без камер?

Интересно, знала ли Марина о наблюдателях?.. Естественно, знала.

Раз умеет сидеть за компьютером.

А раз знала… Ей было все равно, смотрят ли на нее каждую секунду, желая в любую из них принести ей добро, — или нет.

Но каково жить кутузке, пусть такой шикарной, когда знаешь, что любое твое движение никогда не останется без внимания заботливых глаз…

Гвидонова даже передернуло в своем кресле… Не из-за сочувствия к незнакомой девушке. Не из-за высоких нравственных принципов. А из-за того, что он хорошо знал по себе, — какая это тяжесть, все время ощущать рядом заботливые глаза и уши… Особенно, когда от них никуда нельзя деться.

Каково ей было жить здесь и, скорее всего, раньше. Когда единственное место, где можешь остаться наедине с собой, — то самое. От которого ее изо-всех сил пытались уберечь…

Вечером, — на экране в левом нижнем углу отсчитывалось время, — ровно в восемнадцать часов, сорок восемь минут четырнадцать секунд с экрана телевизора она исчезла.

— Вот! — воскликнул с придыханием Матвей Иванович. — Вот то самое место!

Прокрутили это место еще раз, потом еще, и еще раз… Каждый раз было одно и тоже.

Девушка сидит за компьютером, потом выключает его, встает… и в этот момент пропадает. Вернее, немного по-другому: она пропадает, так что секунды четыре или пять, видна пустая комната и выключенный компьютер, а затем исчезает все изображение, — на экране возникает ровная рябь, как всегда бывает, когда идет пустая пленка.

— Охрана? — спросил Гвидонов.

— Вся охрана, и ее начальник — готовы к разговору… Только в другом месте, — в голосе Матвея Ивановича послышалась предельная жесткость.

Оно и понятно, ему было не до шуток.

— Представьте, Владимир Ильич, эти говнюки божатся, что ничего не знают, исправно несли службу, и видели только то, что сейчас увидели мы… Больше ничего.

— А вы? — повернулся к начальнику охраны Гвидонов.

— Это новый человек, — пояснил Матвей Иванович, — сын моего школьного приятеля. Ему можно доверять.

— Вы? — спросил Гвидонов другого.

— Меня здесь в тот момент не было, — сказал «отдел кадров», — здесь наше подразделение и, по-сути, командовал им здешний главный врач.

— Вы? — спросил Гвидонов горничную.

— Я после обеда езжу по магазинам, делаю покупки, — сказала, с заметным акцентом, она.

— Главный врач? — переспросил Гвидонов.

— Что? — спросил мстительно Матвей Иванович. — Вы думаете?.. Но у него, алиби. Мы проверяли… Хотите с ним поговорить?

«Отдел кадров» и «новый» приподнялись со своих мест.

— Нет, — сказал Гвидонов, — ничего я не думаю… И сейчас не хочу. Нас пишут?

— Ни в коем случае, — сказал Матвей Иванович. — Можете не беспокоиться, исключено.

— Вот что, — сказал Гвидонов, — давайте сделаем так. Вы с этого главного врача возьмите, на всякий случай, подписку о невыезде. Ну, что-то в этом роде, чтобы можно было с любой момент с ним побеседовать. Хорошо?

— Выполняйте!.. — бросил Матвей Иванович. — Самого не трогать?

— Зачем обижать человека лишним подозрением… Пусть работает. Но переведите его на казарменное положение, что бы он со своей территории — ни ногой. Ну, приставьте к нему кого-нибудь, чтобы контролировал.

— Может быть, попроще? — спросил «новый» — Сразу задержать?

— Нет, — сказал Гвидонов. — За что?

— Что будем делать дальше? — спросил Матвей Иванович, когда подчиненные его ушли.

— Поговорить с охраной, это раз… Где Марина жила до этого?

— У нас есть дом в Москве, — но она его не любила… Есть дом за городом, она там, в основном и проводила время… Правильно я говорю, мадам?

Горничная, у которой оказались покрасневшие глаза, посмотрела на Матвея Ивановича, и сказала, с довольно заметным акцентом:

— Да.

— Она англичанка… — пояснил он. — Мы ее выписали из Лондона три года назад, чтобы Марине было легче практиковаться в английском языке… Ее зовут Мэри, — она не совсем чисто еще говорит, но все понимает… Нам нужно туда, и охранники пока находятся там, так что убьем сразу всех зайцев.