Рок царя Эдипа - [4]

С Иришкой Надя дружить не стремилась. Но и не завидовала ей. Надя не умела завидовать. Она просто знала, что никогда не будет такой. Глядя на Иришку, она лишь грустила, что вот опять Леша Соломин с третьего курса тех же систем управления стремительно прошагал мимо, поздоровавшись с Иришкой и скользнув взглядом по ней, Наде, как по мебели или стене. И Надя забыла засмеяться в конце легендарной истории, которую и без Иришки давно знала, потому что тайком любовалась высоким, статным, сухощавым, стремительным Лешей.

Надя знала про Лешу почти все.

Увидев его однажды в начале октября в Ледоколе (так прозвали студенты огромную четырехэтажную столовую), она хотела знать о нем все больше и больше. Нет, познакомиться с ним она даже не мечтала. Просто, проехав несколько раз с ним в одном троллейбусе от «Сокола», Надя поняла, что к первой паре он регулярно опаздывает на двадцать минут, а ко второй — на десять. И стала опаздывать вместе с ним. Надя была очень пунктуальна, выдерживать снисходительные или сердитые взгляды преподавателей, а то и выслушивать нотации ей было тяжело. Но разве это имеет значение, когда в каких-то двух метрах от нее, в переполненном троллейбусе стоит он и даже смотрит в ее сторону своими голубыми глазами из-под черных соболиных бровей. Смотрит, конечно, сквозь, выше. Замкнуто и строго.

После зимней сессии Надя, как и Леша, стала легендарной. На зачете по материаловедению она вдруг забыла, какова температура плавления алюминия.

— Ну подумайте, меньше ста градусов или больше, — улыбаясь своей мягкой, успокаивающей улыбкой полуазиата, спросил Константин Сулейманович.

«Так… Алюминий — легкий металл… Значит…» — стремительно подумала Надя, успев испугаться, и сказала вслух:

— Меньше.

— Как же так? Выходит, мы чай с расплавленным алюминием пьем? Чайники-то алюминиевые…

И вот в Ледоколе после зимних каникул, рассказывая эту историю Леше, который сел за их столик, Иришка представила ему Надю, а за три минуты до этого удерживала ее за руку, усаживала обратно на стул, шепча: «Ну не будь дурой, котик. Ты же сама хотела».

И Надя сидела, одеревенев. И, как сухое дерево, вся горела изнутри и улыбалась при этом как можно непринужденнее, а Иришка болтала, что вот все они пьют расплавленный алюминий, потому что пили они столовский чай и заедали знаменитыми на весь МАИ «пирожками с котятами» — круглыми булочками с мясной начинкой.

После этого все было вроде по-прежнему.

Надя все так же, заходя в Ледокол, направлялась сразу на второй этаж, в столовую, поесть, а не на четвертый, где пили кофе и тусовались в свободное время студенты. Все так же много занималась.

Но теперь, встретившись в троллейбусе, они с Лешей здоровались, о чем-то болтали. Об учебе, преподавателях. Она что-нибудь спрашивала, он долго, охотно, увлеченно объяснял.

Однажды в марте, выйдя из троллейбуса и переходя через дорогу рядом с Лешей, Надя поймала себя на том, что неотрывно смотрит на Лешу. Вдруг он заметит? Вдруг поймет, насколько пристально она глядит? Но Леша смотрел, как всегда, прямо, куда-то чуть выше горизонта, и Надя стала изучать асфальт, покрытый мокрым снежным месивом…

Завизжали тормоза…

Леша, схватив ее за руку, дернул назад…

Водитель выскочил из машины и громко материл Надю, размахивая руками, приседая, хлопая себя по коленям.

Сзади загудели машины. Водитель продолжал ругаться.

— Пошел на… — негромко сказал Леша.

— Чего-о-о? — изумился водитель.

Но Леша больше ничего не сказал. Только молча смотрел на водителя. В упор.

И тот, ругнувшись напоследок, поспешно и неловко влез обратно в машину и уехал.

— Извини. По-другому тут не скажешь, — произнес Леша.

И руку Надину отпустил, только когда дорогу перешли.

После этого каждый раз, когда им случалось переходить через дорогу вместе, Леша даже не брал ее за руку, а как-то окружал ее локоть своей ладонью, будто держал, не касаясь.

А потом наступил май. И Леша пригласил ее в кино. Просто спросил:

— Смотрела раньше фильм «Новые амазонки»?

— Смотрела, — затаенно обрадовалась совпадению Надя.

— Тут он в полном варианте, без совковой цензуры, идет. Сходим?

— Сходим.

Кинотеатр был небольшой, старый, в огромном доме, многобашенном замке сталинских времен с высоченным центральным шпилем.

Без совковой цензуры фильм назывался «Секс-миссия», но ничего особенно нецензурно-сексуального в нем не прибавилось. Да и помнила Надя его плохо. И в этот раз тоже плохо запомнила. Потому что целовалась с Лешей и фильм почти не смотрела.

Выйдя из кинотеатра, они еще часа три гуляли по центру. Сумеречная Москва на их глазах из города дневного и замусоренного превращалась в город вечерний и волшебный. Леша держал Надю за руку, он рассказывал о своем детстве, о бабушке и деде, о дедовой старой «Волге» уникального для этой машины зеленого цвета, о том, как дед продал ее сразу после бабушкиной смерти.

Надя была испуганно-счастлива. Она готова была слушать Лешу часами, хоть и недоумевала, почему он ничего не говорит о ней или о них вместе. И поцеловал только раз — на прощание.

В общаге Надя легла на свою кровать лицом вниз.

И задумалась. И решила, что Леше она с ее любовью вовсе не нужна, а говорил он просто так, чтобы не молчать.