Хоть и зол я был на гусака, лозиной его уже не раз нынче стегал за то, что и присесть мне не давал, все норовил стадо увести, а, думаю, ладно, может, отведав молочая, гусак перевоспитываться начнет, привыкать к лугу.
Молочай прямо у поля густо рос. За полем ухаживали плохо, и простор сорняку был полный, забил он кок-сагыз.
Я рвал молочай и складывал в кучки, рвал и складывал — торопился, как бы гусак не отчебучил чего, не увел стадо. Потом маленькие кучки снес в одну. Получилась большущая куча молочая. За раз в руках не унесешь. Снял тогда рубаху — в рубаху молочай, в рубаху, ничего что вымарается его молоком, — не такая уж она и новая.
Битком набил рубаху, еле поднял. Во накормлю-то гусей — до вечера не проголодаются!
Спустился к берегу — и ужаснулся. Мои гуси как раз на кок-сагыз переправлялись. Гусак с хитринкой щурил красный глаз: мол, и мы знаем, где вкуснятина растет.
Шуранул я стадо назад, у самого сердце колотится: могли они и в другом месте переправиться и не на меня, а на Васю Артюхова напороться…
— Теж! — кричу на гусей. — Теж, ненажоры! Сейчас накормлю, сейчас…
Гнал гусей подальше от опасного поля, они почувствовали, что несу я молочай, поворачивали ко мне головы: не брошу ли им листик-другой. Да я все вам скоро отдам, все, топайте только быстрее.
Ну вот здесь, в ложку маленьком, и остановимся…
Вытряхнул я молочай из рубахи, стал его вокруг себя разбрасывать. Гуси тотчас накинулись на молочай, проглатывали прямо с корнями, тихо переговаривались. Даже гусак головы не поднимал — ел, ел, давился.
А когда маленько зобы набили, тогда корешки откусывать стали, а гусак время от времени начал вскрикивать. Видимо, хвастался: мол, это его заслуга, что такой вкусный обед у них получился. Хвастайся, меня от этого не убудет, только усмирись немножко, не води стадо куда зря, я, если станешь хорошим, каждый день могу по рубахе молочая приносить.
Лежу в сторонке, облокотись на руку, наблюдаю, как гуси молочай умолачивают. Хорошо на душе: можно теперь и отдохнуть с гусями заодно. Вон гусята уже наелись, усаживаются, глаза закрывают — дремать хотят. Три старые гусыни и гусак еще доедают остатки — у них, конечно, зобы повместительней. Но тоже шеи уже вздулись, едят уже просто так — оставлять, должно, молочай жалко.
Усаживаются гуси в кружок, друг к дружке, засыпают.
Я на спину повернулся, солнце как раз за тучку зашло, легко глазам, не больно. Сомкнул веки — тишина. Только шмели да мухи позуживали в воздухе.
Руки под голову — хорошо…
Уже и шмелей с мухами не слышно…
4
И явился скоро в мой сон Осип Грачев. Он сам принес мне деньги — толстую пачку пятерок, ровно двадцать семь штук, и сказал:
— Вот, получай за работу, как договаривались. Молодец, всех до одного гусей уберег. На следующее лето снова тебе их стеречь отдам…
Я мигом вбегаю с деньгами в хату и тяну Дашу в магазин. Она отнекивается, говорит, что надо козу подоить, а я умоляю ее со слезами на глазах:
— Завтра в школу, а у меня, сама знаешь, нет штанов с рубахой…
Тогда Даша соглашается, и мы с ней идем в сельмаг. В сельмаге продавцом почему-то оказался Вася Артюхов. Но на этот раз он не был похож на себя: улыбался, хлопал меня по плечу и все показывал, какие есть в продаже штаны и какие рубахи. Есть еще и ремни, говорил он, если денег хватит, можно купить и ремень, — такие штаны без ремня носить не годится. Даша пересчитывала деньги — на ремень оставалось. С бляхой ремень мне купили, точь-в-точь как у председателева сына.
Штаны малость длинноваты были, но это не беда, успокаивал Вася Артюхов. Даше ничего не стоит взять иголку и вечером подшить их. А утром ты будешь шагать в школу не хуже других — в новых штанах и в новой рубахе…
И улыбался без конца Вася Артюхов, улыбался.
Таким улыбчивым и вежливым я его еще никогда не видел.
И я светился от радости. И Даша была счастлива, она все норовила расплатиться с Артюховым, а он не торопился брать деньги, говоря, что, дескать, успеем еще, вон мы еще рубаху не примерили…
5
В то время когда я сладко досыпал, когда мне в магазине выбирали обнову, я не знал еще, что гуси мои уже насиделись и ушли на кок-сагыз, что прихватил их там объездчик Вася Артюхов и делал с ними то, что он обычно делал в таких случаях.
