Родной берег - [126]
– Мистер Лоуренс, сэр!
– Привет, Стенли. Прости, выгляжу, как бродяга. Приехал прямо из аэропорта. Я брошу это у тебя.
Он поставил чемодан и пошел к лестнице.
– Сэр! – крикнул Стенли. – Сэр! Простите, мистер Лоуренс!
Ларри обернулся:
– Что такое, Стенли?
– Я не имею права вас пускать, сэр.
– Меня?
– Все ваши вещи были отправлены вам на дом, сэр. В вашем кабинете теперь мистер Анджелотти.
– Мистер Анджелотти?
– Новый начальник, сэр. – Стенли прятал глаза. – Он прибыл в среду.
– В среду!
– И, сэр… мистер Лоуренс, сэр. Нам всем очень больно было узнать о мистере Уильяме, сэр… – Теперь Стенли смотрел на Ларри затуманившимся взглядом. – Говорят, для нас все кончено, сэр.
Ларри изо всех сил пытался осознать сказанное. И отвечать как можно корректнее.
– Ничего не кончено, – заверил он. – А теперь объясни, что случилось с отцом?
– С вашим отцом, сэр? Вам никто не сообщил? Он умер, сэр. Мы этим утром узнали. Мне так жаль, сэр. Он был достойным человеком.
Возвратившись домой на Кэмден-Гроув, Ларри обнаружил, что ситуация полностью под контролем. Джеральдина всегда отлично справлялась с кризисными ситуациями. Она договорилась с похоронным бюро. Комнатой для прощания с покойным выбрала библиотеку. Сообщила всем, кому нужно.
– Я пыталась до тебя дозвониться, – объяснила она.
Ларри почти онемел от ужаса и тоски. После увольнения и долгого перелета это горе почти сломало его.
– Когда? Как?
– Вчера вечером. Позвонили, чтобы сообщить новости с работы. Мы как раз ужинали. Куки позвала Уильяма к телефону. Он поговорил и, вернувшись в столовую, сказал: «Они поставили американца управлять компанией». Потом оперся о стол и рухнул на пол.
– Боже правый! – хрипло прошептал Ларри.
– Врач сказал, обширный инфаркт. Смерть наступила мгновенно.
– Папа, – повторял Ларри, – о папа.
– Мне так жаль, Ларри. Что я могу сделать? Только скажи, чем я могу тебе помочь.
– Ты отлично справилась. Ты все сделала. Я не знаю. Не могу думать.
– Нужно организовать похороны, – робко прошептала она.
– Да. Да, конечно.
– Я все возьму на себя, если хочешь.
– Да, пожалуйста.
Он направился в библиотеку. Шторы здесь были задернуты, по обе стороны от открытого гроба стояли горящие свечи. Отец лежал в гробу, похожий на плохо сделанную куклу. Ларри встал на колени и помолился. Но отца здесь больше не было.
Он поднялся по лестнице на третий этаж, в ту часть дома, где всю жизнь жил отец. Из небольшой гостиной можно было пройти в спальню, ванную и уборную. Здесь царили чистота и порядок, как любил отец. Ларри часто бывал тут в детстве, но последние годы захаживал редко. Он закрыл дверь на лестницу, желая побыть в одиночестве там, где еще ощутимо отцовское присутствие. В полубреду от усталости, он шел по комнатам, прикасаясь к вещам, которых каждый день касался отец: стеганый темно-красный халат, помазок для бритья из барсучьего волоса, бриллиантин, добавлявший легкий блеск седеющим волосам. На прикроватном столике лежали четки и карманный молитвенник с шелковой закладкой там, где ее оставили вчера. Каждый день отца начинался и кончался молитвой. Разве может он быть мертвым?
В маленькой гостиной стоял аналой, хотя Ларри никогда не видел, чтобы отец там молился. Должно быть, он делал это по ночам. Подушка для коленей была глубоко промята.
Ларри встал на колени, уперся локтями в подлокотник и опустил голову на руки.
– Господи Иисусе Христе, – прошептал он, – прими моего возлюбленного отца в лоно свое. Даруй ему мир и покой, которых он заслужил. Расскажи ему, как я им восхищался. Передай ему, что он был единственным действительно хорошим человеком, которого я знал. Скажи ему, что я любил его всю жизнь. Скажи ему… скажи ему… скажи ему… папа… не бросай меня сейчас. Не бросай меня. Папа, как же ты мне нужен.
Он расплакался, рукава его пиджака намокли от слез.
Когда слезы иссякали, Ларри поднял глаза и в открытые двери гардеробной увидел на стене над комодом цветное пятно. Моргая, он вытер глаза. Затем встал и пошел в гардеробную. Там, рядом с чередой костюмов, которые носил отец и которые до сих пор хранили знакомый запах, на стене висели две маленькие картины. Два вида на холм Маунт-Каберн с церковью на переднем плане. Две картины, написанные сыном, разочаровавшим отца, купленные в Лестерской галерее пять лет назад отцом, который хотел, чтобы его сын был счастлив.
Requiem aeternam dona eis Domine.[36]
Кармелитская церковь была забита людьми. Оглядывая ряды собравшихся, Ларри заметил членов правления, директоров, управляющих, складских рабочих, швейцаров, обслуживающий персонал; капитанов судов и членов экипажей; представителей компании с Ямайки и из Гондураса, с Канар и из Камеруна. Это люди, ради которых работал его отец. Это люди, ради которых стремился работать и Ларри. А теперь все кончено.
Нет, не так все должно было быть. Смерть отца следовало прославить как завершение праведной жизни, признавая и увековечивая его достижения. Он создал компанию, которой надлежало его пережить. Но стоило ему отойти от дел – достойно, ничего не попросив для себя, – как набежали мародеры и грабители, чтобы уничтожить его наследие.
Близнецы Бомен и Кестрель почти ничем не выделялись среди прочих детей благополучного и мирного города Араманта. Брат и сестра никому не говорили, что могут слышать мысли друг друга, хотя сами не находили в этом ничего удивительного. Они не подозревали, что безмятежное существование Араманта и окрестных земель скоро закончится. Грядет время жестокости, и только Огненный ветер может испепелить ненависть, чтобы мир возродился, и настала эпоха доброты. Скоро исполнится древнее пророчество, скоро зазвучит Песнь Огня.
Пять лет минуло с тех пор, как близнецы Кестрель и Бомен вернули голос Поющей Башни. Легионы не знающих жалости заров больше не угрожают Араманту. Мир и благоденствие царят в городе мантхов. Никто и не подозревает, что завтра от Араманта останется лишь пепел, а жителей угонят в рабство в далекий Доминат. И никому из них не суждено будет вернуться... Но внучка пророка Айра Хаз уверяет, что истинная родина мантхов – вовсе не сожженный Арамант, что изгнание – это лишь начало пути домой. Однако лишь немногие верят ее словам...Уильям Николсон известен как автор сценария к фильму «Гладиатор».
Экзистенциальное путешествие в далекую страну… Это было у Гессе и Керуака, у Берроуза и Кроули. Однако юноша, совершающий это путешествие, даже не подозревает, какой ад ждет его в конце пути. Кафкианский кошмар, аранжированный антиутопическими мотивами, достойными Оруэлла, в исполнении Уильяма Николсона обретает нервный, увлекательный и экстремальный сюжет!
Доминат пал, его рабы обрели свободу. Но жителям Араманта некуда возвращаться – родной город сожжен дотла. И не только Арамант и Доминат постигла жестокая участь. Смутные времена настали для всех земель. Страх и жестокость царят в сердцах людей, и только Огненный Ветер может испепелить ненависть, чтобы мир возродился и настала эпоха доброты. А маленькое племя мантхов странствует по разоренным землям в поисках своей потерянной родины. Им надо спешить – ветер крепчает. Скоро исполнится древнее пророчество, скоро зазвучит Песнь Огня.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».
Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.
ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.
В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.