Родной берег - [11]

Шрифт
Интервал

Эд свернул с дороги, через лесок проехал вверх по холму и остановился на дальней его стороне. Через небольшой просвет в деревьях открылся великолепный вид на восточные равнины Сассекса. Еще несжатые поля отсвечивали под полуденным солнцем бурым и золотым. Тут и там тускло краснели черепичные крыши деревенских домиков.

Ларри расстелил плед на земле, Китти и Луиза стали раскладывать еду из корзины, радостно вскрикивая при виде очередной вкусной находки:

– Помидоры! Вареные яйца!

– О господи, я попала в рай! Это что, домашний хлеб?

– Смотри, Луиза, настоящее масло!

Эд откупорил фляжку сидра и всем налил по стаканчику:

– За удачу!

Ларри поглядывал на Китти, каждый раз замечая, что та глаз не сводит с Эда. Ларри старательно пытался обуздать собственную глупость: в конце концов, весь этот пикник организован, чтобы у Эда была возможность пообщаться с Китти. Его долг как друга Эда – оказывать внимание Луизе.

– Вы верите в удачу? – спросил он ее.

– Не особо, – ответила Луиза. – Я не знаю точно, во что верю. А что, обязательно надо во что-то верить?

– Нет, не обязательно. – Ларри задумался. – Но, по-моему, каждый во что-то да верит. Осознанно или нет. Даже Эд.

– Я верю в удачу, – отозвался тот, нарезая хлеб длинным и страшным армейским ножом. – В порыв, в славу.

– Что это значит? – спросила Китти.

– Это значит, что, если хочется что-то сделать, делай. Без страха, стыда или сомнения. Живи, как стрела в полете. Бей сильней, рази глубже.

Он с силой резал буханку.

– Боже! – воскликнула Китти. – Какая поразительная целеустремленность! – В ее словах слышалась насмешка, но глаза сияли.

– Эд вечно ерунду говорит, – заметил Ларри. – Кому охота быть стрелой?

Луиза подбирала хлебные крошки:

– Ничего, если я начну есть? Такое чувство, будто я голодала целый год.

К еде приступили все, – перемазавшись маслом и помидорами, пока накладывали их на кривые хлебные ломти. Китти принялась чистить вареные яйца. Ларри залюбовался, как аккуратно она снимает большие куски скорлупы.

– Профессионально! – похвалил Эд.

– Я люблю чистить яйца, – ответила Китти. – Терпеть не могу, когда люди грубо сдирают скорлупу, отрывая мякоть. Подумали бы хоть раз, каково это, когда тебя так раздевают.

Она подняла глаза, увидела тихое изумление в глазах Эда и покраснела. Эд взял неочищенное яйцо и спросил, кто сумеет поставить его так, чтобы не упало.

– Знаю, Колумбово яйцо, – ответила Луиза. – Нужно просто разбить его с одного конца.

– Нет, не разбивая. – Эд сделал в земле небольшую ямку и поставил в нее яйцо.

– Так нечестно! – возразила Китти. – Нужно, чтобы оно стояло на ровной поверхности.

– Это по вашим правилам, – улыбнулся Эд, – а в моих о ровной поверхности ничего не сказано.

– По своим правилам кто хочешь выиграет.

– Вот вам и мораль, – заключил Эд. – Всегда играйте по своим правилам. – И посмотрел на Китти так, что та вздрогнула.

– Беспощадный ты, должно быть, человек. И целеустремленный, – тихо произнесла она.

– Ему нельзя такого говорить, – засмеялся Ларри, – только фантазию разбередишь. Он опять начнет разглагольствовать о порыве и славе. В Эде всегда таилась эта романтическая гнильца. Потому, полагаю, он и стал десантником. Одинокий воин, бесшумный убийца, ни во что не ставящий собственную жизнь.

Эд засмеялся – он совсем не обиделся.

– Скорее мы группа психов, которым в остальной армии места не нашлось, – сказал он.

– Разве десантник не должен быть нечеловечески силен? – спросила Луиза.

– Нет, конечно, – ответил Эд, – лишь немного безумен.

Китти то и дело посматривала на Эда, поскольку он, кажется, вообще не обращал на нее внимания. Она замечала каждый его нетерпеливый жест, движение головы, которым он откидывает лезущие в глаза темные волосы, ладони, которые то и дело сжимались, будто стискивая воздух. Длинные, изящные, почти женские пальцы. Он был бледен и по-девичьи хрупок. Но при этом никакой мягкости, он словно сплетен из натянутой проволоки, и каждый взгляд его голубых глаз будто обдавал ее ледяной водой.

Он уверенно говорил странные вещи, даже интонацией не пытаясь их объяснить. Она не знала, шутка это или правда. Ей было не по силам разгадать. Она просто хотела прикоснуться к прохладной бледной коже его щеки, упасть в объятия этих рук. Она хотела, чтобы он хотел ее.

– Эту шутку про яйцо, – сказал Ларри, – на самом деле выдумал не Колумб. Задолго до него Брунеллески использовал тот же трюк, когда его попросили представить модель купола собора во Флоренции. По крайней мере, так писал Вазари.

Его реплика была встречена молчанием.

– Ларри, как видите, – пояснил Эд, – на занятиях не спал.

Ларри скорчил гримасу, чтобы все улыбнулись, хотя ему было совсем не весело. Он изо всех сил старался не смотреть на Китти, ведь каждый раз, когда его глаза находили ее, Ларри накрывала волна тоски. Он наблюдал за Эдом, таким стройным, обходительным и уверенным в себе, и понимал, что этот небрежный стиль ему недоступен. Оставалось лишь растерянно смотреть, как Китти восхищается непроницаемым Эдом. Что же до собственного веснушчатого лица, то он выдает любое чувство – то напряженно хмурится, то расползается в благодарной улыбке.


Еще от автора Уильям Николсон
Круг иных

Экзистенциальное путешествие в далекую страну… Это было у Гессе и Керуака, у Берроуза и Кроули. Однако юноша, совершающий это путешествие, даже не подозревает, какой ад ждет его в конце пути. Кафкианский кошмар, аранжированный антиутопическими мотивами, достойными Оруэлла, в исполнении Уильяма Николсона обретает нервный, увлекательный и экстремальный сюжет!


Песнь Огня

Доминат пал, его рабы обрели свободу. Но жителям Араманта некуда возвращаться – родной город сожжен дотла. И не только Арамант и Доминат постигла жестокая участь. Смутные времена настали для всех земель. Страх и жестокость царят в сердцах людей, и только Огненный Ветер может испепелить ненависть, чтобы мир возродился и настала эпоха доброты. А маленькое племя мантхов странствует по разоренным землям в поисках своей потерянной родины. Им надо спешить – ветер крепчает. Скоро исполнится древнее пророчество, скоро зазвучит Песнь Огня.


Побег из Араманта

Близнецы Бомен и Кестрель почти ничем не выделялись среди прочих детей благополучного и мирного города Араманта. Брат и сестра никому не говорили, что могут слышать мысли друг друга, хотя сами не находили в этом ничего удивительного. Они не подозревали, что безмятежное существование Араманта и окрестных земель скоро закончится. Грядет время жестокости, и только Огненный ветер может испепелить ненависть, чтобы мир возродился, и настала эпоха доброты. Скоро исполнится древнее пророчество, скоро зазвучит Песнь Огня.


Последнее пророчество

Пять лет минуло с тех пор, как близнецы Кестрель и Бомен вернули голос Поющей Башни. Легионы не знающих жалости заров больше не угрожают Араманту. Мир и благоденствие царят в городе мантхов. Никто и не подозревает, что завтра от Араманта останется лишь пепел, а жителей угонят в рабство в далекий Доминат. И никому из них не суждено будет вернуться... Но внучка пророка Айра Хаз уверяет, что истинная родина мантхов – вовсе не сожженный Арамант, что изгнание – это лишь начало пути домой. Однако лишь немногие верят ее словам...Уильям Николсон известен как автор сценария к фильму «Гладиатор».


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.