Родная земля - [21]

Новый удар плетью заставил верблюда прибавить ходу. Оставшийся на нем мальчик со слезами на глазах сначала оглядывался назад — Мердан видел, как дергались в плаче его губы, — а потом вдруг скользнул по чувалу вниз, упал, но тут же вскочил и припустился бежать к матери. Каракоч увидел его, окликнул грозно, но мальчик продолжал бежать, увязая босыми ногами в песке. — тогда он развернул коня и поскакал следом. Каракоч, ослепленный гневом, забыл об опасности. Он уже нагнулся в седле, готовый на ходу подхватить мальчика, когда сухим треском прогремел выстрел. Пуля ударила его в плечо. Он выпустил поводья и полетел вниз — на выбитую копытами коней и верблюжьими тяжелыми ногами старую караванную тропу.

Там, впереди, засуетились, стали стягивать с себя винтовки, но почему-то не решились возвращаться, выстрелили несколько раз наугад и спешно погнали караван дальше.

У Батыра не было времени раздумывать над этим — он увидел, как поднялся, шатаясь и зажимая рукой рану под халатом, Каракоч и пошел к коню, который остановился поодаль, сторожко поводя навостренными ушами. Батыр прицелился и нажал спуск. Щелкнул затвор — осечка. Батыр отбросил винтовку и побежал вниз, к своему коню. Там, на всякий случай, была приторочена к седлу старая, дамасской добротной стали, полумесяцем изогнутая сабля.

Каракоч все никак не мог подняться в седло — одна нога была в стремени, на второй прыгал он возле коня, держась здоровой рукой за луку. Он оглянулся затравленно, услышав глухой приближающийся топот, раскрыл в ужасе рот, хотел крикнуть и не мог, ком застрял в горле. В последний момент увидел, как сверкнула на солнце занесенная над ним сабля…

Когда прибежал запыхавшийся Мердан, голова Каракоча лежала в стороне и смотрела в небо затуманенным мертвым взором. Только сгустки темной стынувшей крови на песке соединяли ее с телом.

— Что ты наделал? — сжав кулаки, крикнул Мердан. — Убийца!

Батыр уже спешился, держал коня под уздцы. В глазах брата Мердан увидел страшное отрешенное выражение, какого никогда ни у кого не встречал, — оно сходило, как пелена, и так медленно, словно Батыр просыпался.

— Ладно, — хрипло сказал Батыр. — Дело сделано.

И отвернулся.

— Ты ранил его, — тихо проговорил Мердан, — он отплатил за обиду кровью, зачем же было рубить?

— Не жалей собаку, — ответил Батыр, обретая прежнее состояние злобного ожесточения.

— Он был человеком, а человек меняется, — сказал Мердан. — И потом — что скажут люди?

Батыр бросил на него недовольный взгляд.

— Кривое дерево никогда не станет прямым. Давай лучше сбросим его в какую-нибудь яму и зароем, чтобы не вонял.

— А с этими что? — спросил Мердан, кивнув на женщину с ребенком.

Батыр тоже посмотрел в ту сторону. Женщина сидела на земле, прижимая к груди голову мальчика, не давая ему смотреть на то, что произошло. Худая, патлатая, она гладила морщинистой ладонью вздрагивающую щеку сына и смотрела на Батыра без страха, спокойно и безразлично. Яшмак[15] упал с ее лица, она не замечала этого.

— Возьмешь с собой в поселок, — сказал Батыр. — И конь вон есть.

— Мы же вместе вернемся, — сразу же насторожился Мердан.

Батыр покачал головой.

— Поедешь один. Придет время — вернусь. А сейчас — нет. И Гозель скажи…

Мердан тронул его руку, заглянул в глаза, спросил взволнованно:

— Как же так, Батыр? Ведь слово дал.

Батыр отстранился, усмешка скользнула по лицу.

— Жизнь человека ничего не стоит, а слово…

Он вставил ногу в стремя, взялся за седло. И услышал, как за спиной лязгнул затвор. Секунду стоял он так — готовый вскочить на коня, — потом медленно, очень медленно выпростал ногу и обернулся.

Мердан отступил, поднял винтовку.

— Ты поедешь в поселок, — голос его зазвенел от волнения. — Я не позволю тебе рыскать по степи голодным волком. Хватит.

Усмешка все еще блуждала по лицу Батыра, а глаза уже наливались яростью.

— Убери оружие, сопляк, — сказал он глухо. — В кого целишься?

— Ты поедешь со мной в поселок, — с отчаянной решимостью повторил Мердан. — Иначе я убью тебя.

Они стояли друг против друга, и никто не мог помешать Мердану выполнить угрозу.

Женщина все так же равнодушно смотрела на них, раскачиваясь и прижимая к груди голову мальчика.

Батыр разглядывал брата со странным спокойствием. Как изменился он за последние дни. Лицо потемнело, обветрилось, что-то новое, какая-то несвойственная ему жестокость появилась во взгляде, во всей его ладной фигуре. Раньше, когда играли они с деревянными саблями, Батыр всегда выходил победителем, и Мердан не огорчался, как-никак Батыр — старший брат. Давно это было. Теперь они не дети. И в руках у Мердана не палка… Интересно, выстрелит он или не решится?.. Вон, как, трясутся губы. И слезы на глазах. Пересиливает себя, ломает свой, страх. Пожалуй, выстрелит…

Приближающий топот коней прервал его мысли. Он оглянулся, поверх своего коня увидел всадников и сразу догадался — красноармейцы. Вздохнул. Что ж, может, это и к лучшему. Все решилось само собой..

Конники подскакали, а передний, видимо, главный, еще издали крикнул:

— Бросай оружие!

Мердан узнал в нем командира отряда Юрина, бросил винтовку и шагнул навстречу, улыбаясь.