Родная земля - [22]

— Здравствуй Юрин!

Но командир или не вспомнил Мердана, или не захотел вести разговор накоротке.

— В чем дело? Кто такие? — сурово спросил он, круто осаживая коня.

Батыр смотрел волком и молчал.

Мердан, запинаясь от волнения, стал рассказывать…

Выслушав, Юрин, с интересом посмотрел на Батыра, спросил:

— Ты что ж, этаким способом классовую борьбу ведешь?

Батыр отвернулся, не поняв его как следует.

— Что, в молчанку будем играть? — миролюбиво спросил Юрин. — Или скажешь что?

Батыра взорвало.

— Я убивал и буду убивать баев! — крикнул он, сверкая глубоко запавшими глазами. — Они как волки, хуже волков, их надо — хык! — и он полоснул себя ребром ладони по шее, показывая, как резать баев. — За это народ спасибо скажет!

Юрин усмехнулся, провел рыжими от табака пальцами по усам.

— Не скажет, — негромко возразил он. — Будь уверен — не скажет.

— Бедные скажут! — снова крикнул Батыр.

— А ты знаешь, что такое Советская власть? — спросил вдруг Юрин. — Вот вернемся, объясню, что к чему. А сейчас времени нет. — Обернувшись, он распорядился: — Ахмедов, Оразов, Гальченко, возьмите оружие, всех сопроводите в поселок. Да заройте этого… Остальные — за мной!

Отряд скрылся за облаком пыли в той стороне, куда ушел караван.

Когда забрасывали могилу Каракоча, издалека донеслась стрельба, — несколько винтовочных выстрелов, и все смолкло. Значит, беглецы решили сдаться.

— Ладно, поехали, — вздохнув, хмуро сказал Батыр. — Да мальчишку с матерью на моего коня посади, Мерлан. Натерпелись они тут страху…

В его голосе Мердану послышалось раскаяние, и он весь встрепенулся, радуясь тому, что оттаивает ожесточенное сердце брата.

И лотом, пока ехали по степи в сопровождении красноармейцев, он все заглядывал, будто бы ненароком, в лицо Батыра, — оно теряло жестокое, мстительное выражение, обретало прежние, уже полузабытые черты. Мердан видел теперь сильно уставшего человека, которому хочется только одного — прилечь где-нибудь и отдохнуть, забившись от всех забот.

У Батыра было достаточно времени подумать обо всем. И люди, под начало которых он попал, старательно делали все, чтобы он понял, что происходит вокруг, и какая она должна быть, новая жизнь, которую устраивали на земле большевики для таких вот парней, как Батыр или Мердан…

И еще научился Батыр грамоте, стал по складам читать.

Его не узнать было, когда вернулся он в поселок. Был хмур, молчалив. Стал работать в только что созданном колхозе, который назывался как бы в назидание ему за прошлое — «Сынпы гореш»[16].

Грамотных людей было мало, и Батыра решили избрать председателем колхоза. А когда произошла та история с переписью скота, ом занял освободившееся место председателя сельсовета. Батыр старался, недосыпал, хотел сделать все как можно лучше. Он постоянно сдерживал себя, когда имел дело с баями, но подчас срывался, и если бы не Юрин, мог бы наломать дров.

О прошлом он не любил вспоминать, и, может быть, поэтому избегал встреч с Мерданом. А, может, не мог простить ему того дня, когда младший брат осмелился поднять оружие на старшего.

Батыр похоронил прошлое. А оно шло за ним по пятам в образе лихого человека Карабая. И вела его по безлюдным степным тропам «ар алмак» — кровная месть.

Глава девятая У далекого колодца

Овцы устали, истомились от жажды, жалобно блеяли. Но колодец был уже близко, и Керим громкими окриками подгонял их. По сухой земле глухо, вразнобой били копыта. Собаки, злобно рыча, скалили зубы на отстающих, и те начинали трусить за топочущей, гнусаво стонущей, пылящей по степи отарой.

Колодец был обложен камнями, сверху прилажен блок, и верблюд понуро ходил взад-вперед, поднимая из глубины воду. Мокрое кожаное ведро подхватывал один из чолуков, опрокидывал в продолговатое нова [17], у которого месили грязь, толкались, оттесняя одна другую, овцы, — и снова бросал в темную, прохладную бездну колодца. Животные пили жадно, и только насытившись неохотно отходили, а к воде с воплями отчаянно рвались жаждущие, и шум стоял вокруг колодца неимоверный.

Керим посматривал на водопой издали, — там могли справиться присланные в помощь ребята, а он предпочитал заняться более приятным делом — чаем. Вода в темных тунче, поставленных прямо на пылающие саксаульные головешки, уже закипала, и Керим, сидя на запыленной, потертой кошме, размотал портянки и с удовольствием почесывал натруженные ноги. Грязь забивалась под ногти, на обнаженных икрах оставались светлые, тающие, как дымный след, полосы, кожа зудела — и это было приятно. Керим улыбался, ожесточенно работая руками.

— Был такой случай, — услышал он позади себя насмешливый голос Чары. — Один чабан предавался такому же занятию — и так увлекся, что волки поели всех овец.

Керим перестал чесаться, опустил закатанные до колен штанины.

— Это у него не было такого замечательного помощника, как ты, — буркнул он.

Чары присел рядом, посмотрел на него с притворным участием:

— Что ж ты перестал?.. Я же знаю, что чесание успокаивает нервы, укрепляет кожу. Вот мне рассказывали…

Керим увидел его плутоватые глаза и поспешно сказал:

— Ты лучше займись чорбой[18]. Ребята устанут, а чем кормить их?