Родная земля - [23]

— Казан уже на огне — сам видишь, — возразил Чары. — Чего же придираешься? Если я взялся, — все будет сделано на славу.

— Ох, и любишь хвалиться, — вздохнул Керим. — А меня вот беспокоит, почему хозяева не жалуют: весна на исходе, ягнята уже ярками становятся, а их все нет. Бывало, едва окот начнется — они тут как тут, во все глаза глядят, чтобы ни одного ягненка не потерять. Женщины доят овец, масло сбивают… А теперь…

Он посмотрел в сизую предвечернюю степь, словно хотел разглядеть, что делается там, за горизонтом, в далеком поселке.

Чары подбросил сучьев в огонь, сказал беззаботно:

— Ай, нам-то что? Какое тебе дело, заполнен или нет байский кувшин маслом? Живи себе да радуйся! А нагрянут хозяева — забот только прибавится. Мало тебе их?

— Да я не о том, — сказал Керим. — Может, что случилось, а мы и не знаем…

Чары хитро сощурил шельмовские глаза.

— Ох и хитер! «Женщины масло сбивают»…

Керим покосился на него боязливо — опять что-то затевает, ему бы только посмеяться.

— Конечно, — болтал Чары, — я понимаю, скучно тебе — весна, а вокруг одни овцы, если не считать меня. Верно?

— Некогда нам здесь скучать, — быстро сказал Керим. — Работы хватает. И ты бы занялся делом…

Но Чары подвинулся к нему и сказал шепотом и с оглядкой, хотя поблизости никого не было:

— Плюнь ты на это дело, Керим-джан, да поезжай. А мы сами управимся. Думаешь, не понимаю? Я сам, когда родители Айсолтан дали согласие, покой потерял, день не увижу — места себе не нахожу.

Керим молчал. Его не удивило, что Чары знает, о ком он страдает, — видно, это не скроешь. Но говорить о своих чувствах — грех. Может быть, только с ней… О, это было бы счастьем — сказать любимой слова, которые придумал он в минуты мечтаний! Но разве решишься?!

Чары смотрел ему в лицо, и не было в его глазах прежнего лукавства.

— Что нам поселок, — кашлянув, сказал Керим. — Кош — вот наш поселок. Сегодня — один, завтра — другой…

— Скрытный ты, — огорчился Чары.

Но ненадолго хватило ему серьезности: взял палку, изображая бахши с дутаром, ударил пальцами по несуществующим струнам, запел гортанно:

Хороши у баев дочки,

Только по карману ль нам?

Керим сидел насупившись, ковырял палкой пышащие жаром угли.

— Не горюй! — весело сказал Чары. — Сейчас такие времена наступили, что, глядишь, и по карману будут нам красавицы!

— Брось, Чары, — недовольно сказал Керим. — Разве по любому поводу можно шутить?

— Но ведь угадал? — засмеялся Чары. — Честно скажи — угадал?

— Да ну тебя…

Но от Чары не так-то легко было отделаться.

— Зачем в себе носить печаль? Поделись с другом — сразу легче будет, — сказал он, заглядывая Кериму в глаза. — Ну, чего молчишь? Мечтай вслух о своей ненаглядной.

Керим вздохнул:

— Что толку в мечтаниях? Она — кто, я — кто?!. Ей такого найдут, чтоб и бараны, и золото, и белые юрты. А я… Да что говорить!

— Не думай так, Керим-джан! — возразил Чары. — Ты на себя посмотри — молодой, здоровый, красивый, работы не боишься: что стоит любое богатство рядом с этим! — Снова оглянулся и сказал: — А потом я слышал, что новая власть отменяет калым. Теперь так будет: любишь — женись. А за тебя любая пойдет. Девушки не на богатство смотрят, а на то, какой парень. Уж я-то знаю.

Керим налил себе чаю, отхлебнул, обжигаясь.

— Ничего не боюсь, — сказал он, — волка не боюсь, пустыни не боюсь, а перед ней — как ягненок. В прошлом году, вот так же, весной, хотел было поговорить с ней, открыть свое сердце. Она овцу доила, я подошел… Э, вспоминать стыдно! — «Не помочь тебе?» — спрашиваю. А сам стою красный, пот по лицу бежит. Посмотрела она на меня как-то странно и отвернулась…

Чары захохотал, схватившись за живот, изгибаясь, точно щекотали его. Наконец, вытирая слезы, сказал:

— Видно, без помощников не обойтись тебе. Хочешь, моя Айсолтан пойдет к ней, все скажет?

— Что ты, что ты! — испугался Керим. — Разве можно постороннему? Тут такое дело… Что ты! И не вздумай, только испортишь все.

— Ну, смотри, — согласился Чары. — Может, ты и прав. Так поедешь в поселок?

Керим покачал головой.

— Нет, хочешь — сам поезжай. Я вижу — давно не терпится у своих побывать, с Айсолтан повидаться. Поезжай.

Чары вспыхнул от радости, сказал взволнованно:

— Мне обязательно нужно ехать. У меня там дел — полный хурджун. И насчет колхоза разузнать хочу, что там да как, людей послушать. Может, и нам туда дорога, как думаешь?

Керим промолчал, мелкими глотками пил чай.

Чары по-своему понял его молчание, сказал ободряюще:

— Ай, зачем столько думать — голова распухнет. Все хорошо будет. Вот вступим в колхоз, сам тебя женю. Такую невесту выберу — только ахнешь.

Керим осторожно поставил пиалу на кошму, подлил чаю.

— Не будем говорить об этом, — сказал он тихо. — Я никогда не женюсь. Скоро тридцать, а там и до старости рукой подать. Проживу один.

— Это ты о ней подумал, — догадался Чары. — Не захочет выйти за тебя — другую найдем, еще лучше. А Зибу пусть старому жирному баю отдадут. Туда ей и дорога!

Его слова больно кольнули Керима в сердце. Как он может так говорить! Разве есть девушка красивее Зибы? Разве можно желать ей несчастья? Хоть она и байская дочь, а девушка добрая, отзывчивая, не заносится, как другие.