Родная кровь - [47]

В понедельник пришла еще одна посылка – та же фирма, тот же адрес. Увидев надпись «Гензель и Гретель» на ящике, я тут же перезвонила Билли. Он был в Ванкувере с Макбрайд, встречался с другими сотрудниками отдела, работавшими над делом Кемпингового Убийцы. Рейнолдс велел мне не открывать ящик.

Посылка все еще стояла у меня на столе, когда позвонил Джон.

– Ты получила мой подарок?

– Я еще не успела его открыть. – Я заметила, что этот ящик намного тяжелее предыдущей посылки, но все же спросила: – Опять украшения?

– Открой! – В его голосе слышался восторг.

– Прямо сейчас?

– Жаль, что я не могу увидеть твое лицо.

Этого мне хотелось бы в последнюю очередь.

– Подожди, я открою.

Я натянула пару садовых перчаток, чтобы не оставлять отпечатков, и взяла нож, чувствуя себя виноватой в том, что не дождалась Билли.

– Уже открыла?

– Я разворачиваю бумагу.

Что бы это ни было, Джон постарался на славу, чтобы все упаковать. Я сняла последний слой обертки. Джон подарил мне новый рубанок.

– Какой красивый…

И вправду красивый. Ручка из твердой древесины, выкрашенная в темно-коричневый цвет, блестящее стальное лезвие. Мне так хотелось опробовать его, но все, что я себе позволила, это поднять его, почувствовать его вес, представить, как он скользит по дереву, а опилки осыпаются на пол… «Остановись. Положи инструмент в коробку».

– Тебе правда нравится? Я могу достать другой, если захочешь…

– Он идеален. Ты такой заботливый.

Я вспомнила, как папа смотрел на Лорен и Мелани утром после Рождества, как он улыбался, когда они распаковывали подарки. Как он выходил в кухню, чтобы долить себе кофе, когда подходила моя очередь открыть свой подарок.

Мы немного помолчали.

– Джон, ты кажешься мне хорошим человеком…

«Когда не убиваешь людей и не угрожаешь мне». Я собралась с мыслями.

– Я не понимаю, почему ты причиняешь боль всем тем людям.

Он молчал. Я напряженно вслушивалась в его дыхание. Он разозлился?

– Тебе необязательно рассказывать мне это сегодня. Но мне хотелось бы, чтобы ты был откровенен со мной.

– Я откровенен, – холодно ответил Джон.

– Я знаю, конечно. Я имею в виду, что если бы я лучше понимала тебя, то это помогло бы мне понять себя. Иногда… – Я вспомнила, что Билли и Сэнди слушают этот разговор, но заставила себя не думать об этом. – Иногда у меня возникают ужасные мысли.

– Какие?

– Я часто выхожу из себя. Я очень стараюсь бороться с этим, но это нелегко. – Я помедлила, но Джон молчал. – Я чувствую, как мое сознание охватывает тьма, и тогда я говорю кошмарные вещи или делаю глупости. Сейчас, когда я стала старше, все немного наладилось, но мне не нравится эта сторона моего характера. Когда я была моложе, я даже пыталась подавить эти порывы алкоголем и наркотиками. Я совершала в своей жизни поступки, о которых сожалею. Из-за этого я обратилась к психотерапевту.

– Ты еще ходишь на сеансы?

Что он думает об этом? Что это хорошо? Или плохо? Может, это подвигнет его на то, чтобы самому обратиться за помощью?

– Сара?

– Иногда.

– Ты говоришь обо мне?

По его тону я поняла, какой ответ он хочет услышать.

– Нет. Я бы не стала говорить о тебе с кем-то без твоего разрешения.

– Я тебе не разрешаю.

– Хорошо. – Я старалась говорить как ни в чем не бывало. – Ты можешь рассказать мне о своих родителях? Понимаешь, с этим возникают проблемы, когда растешь в приемной семье и не знаешь, кем были твои предки.

Сейчас все мои бабушки и дедушки уже умерли, но я еще помню маминого папу, настоящего немца. Мамина мама почти не говорила по-английски и все время суетилась, словно боялась замереть хоть на мгновение. Родители папы были простыми рабочими: папа – плотником, а мама – маляром. Они всегда хорошо обращались со мной. Слишком хорошо. Они так старались, чтобы я чувствовала себя частью семьи, что от этого у меня возникало ощущение, что я не такая, как все. Бабушка постоянно с опаской посматривала на меня, а когда уходила, то обязательно лишний раз обнимала меня и целовала, словно прощалась со мной дважды.

– Что ты хочешь знать?

– Каким был твой папа?

– Он был шотландцем. И когда он что-то говорил, нужно было слушаться.

Я представила себе рыжеволосого громилу, со страшным акцентом что-то выговаривающего Джону.

– Но я научился выживать.

– Выживать?

На это Джон ничего не ответил.

– Чем он зарабатывал?

– Работал на лесопилке. Трудился до самой смерти. У него случился сердечный приступ, но он все равно успел спилить сосну высотой сто пятьдесят футов. – Он рассмеялся. – Жестокий был ублюдок.

Он опять хохотнул, и я подумала, что Джон смеется так, когда смущается.

– А твоя мама? Какая она была?

– Хорошая. Ей нелегко приходилось.

– Они уже оба умерли?

– Да. Тебе какие фильмы нравятся?

Удивленная внезапной сменой темы, я не сразу нашлась, что ответить.

– Фильмы? Разные. Мне нужно, чтобы сюжет развивался динамично, иначе становится скучно.

– Мне тоже. – Он немного помолчал. – Отдохни, Сара. Пусть у тебя сегодня будет замечательный день. Потом еще поговорим.

Я сразу же перезвонила Билли, но он десять минут не брал трубку. Все это время я беспокойно бродила по комнате.

Наконец Рейнолдс сказал мне, что Джон движется к Маккензи, к северо-востоку от Принс-Джорджа. Там всюду горы и леса, так что ему удалось скрыться, но Билли считает, что я великолепно провела разговор. Ему кажется, что Джон начал привязываться ко мне.