Родька - [14]

— Надо отлупить одного мальчишку.

— Зачем?

— Надо.

— А все-таки?

— Чтоб он не задавался.

— Вот чудачка! Разве можно бить человека за то, что он задается?

— Но я ведь тебя прошу.

— Так я ж не смогу. У меня нет на него никакой злости.

— А я думала, ты смелый, — сказала Лигия. — Как же ты занимался боксом и самбо, если ты такой трус?

— Не такой уж я трус.

— Говори, говори. Думаешь, этот парень с отверткой от тебя убежал? Он убежал, потому что увидел двух милиционеров.

— Ну и что же, — сказал я, — если бы он не убежал, я бы все равно не испугался. В тот раз я здорово разозлился, а обычно я никак не могу разозлиться. Дело в том, что я не люблю драться.

— А что же ты будешь делать в случае войны? Ехать в обозе?

— Не обязательно. Почему в обозе? Возьми Федора Поэтана.

— Это кто, твои приятель?

— Надо бы знать. Национальный герой Италии — Федор Полетаев. У меня есть про него книжка. Он был в немецком концлагере, а потом бежал к итальянским партизанам. В той книжке написано, что в детстве он тоже не очень любил драться.

— А потом?

— Я же тебе говорю: он единственный из всех иностранцев объявлен итальянским национальным героем. Если бы он был жив, даже итальянские генералы должны были бы первые отдавать ему честь.

— А! Значит, он умер!

— Да, он убит. Недавно ему посмертно присвоили звание Героя Советского Союза.

— Я так и думала, что посмертно. Такие люди всегда становятся героями посмертно.

— Какие такие?

— Такие, как ты, например. Тебе все принеси да в рот положи. Неужели нельзя объяснить отцу, что тебе давно уже нужен хотя бы один приличный костюм?

— Отцу, отцу! Мало у него и без меня забот?

— Какие там заботы, — сказала Лигия. — Я ведь расспрашивала. Никакой он не знаменитый конструктор. Обыкновенный инженер на маленьком заводе. Ты не подумай, я не хочу сказать, что он плохой. Но в жизни он ничего не добьется.

— Это еще неизвестно. Сейчас, например, он работает на конкурс.

— Ну и что? А премию не получит.

— Спорим!

— Спорим! На что?

— На американку.

— Это как?

— Кто выиграет, тот имеет право потребовать с другого все, что ему хочется.

— Ишь ты, хитрый, — сказала Лигия, — а вдруг ты потребуешь такое, что я никак не смогу.

— Например?

— Ну, например, чтобы я тебя поцеловала…

— Можешь не бояться, — сказал я. — Этого я не потребую.

— Очень вежливо, — сказала Лигия.

— Вежливость тут ни при чем.

— А вот скажи честно, ты в меня немного влюблен? — Лигия подошла совсем близко.

— Нет, — сказал я, — влюбленные они всегда такие наполненные, им ясно, в чем смысл жизни. А я что? Я даже старушкам не помогаю.

— Ох, врешь! — Лигия улыбнулась. — Я же знаю, что ты в меня влюблен. И что это мальчишки во мне находят? Так и бродят, так и бродят за мной табунами.

Мы помолчали.

— А этот, которого я должен был побить, он тоже бродит?

— Да ну его! Он задавака, — сказала Лигия. — Подумаешь, речник! Моряк с разбитого корыта!

Пришла Клавдия Петровна.

— Пошли бы погулять, — сказала она. — Молодые люди, а сидите тут, как старики.

Клавдия Петровна была все в том же черном платье и в новых туфлях.

— Почему ты никогда не ходишь на танцы? — спросила она с каким-то раздражением.

— Он не умеет танцевать, — сказала Лигия.

— Надо научиться. Молодой человек должен танцевать. — Она помолчала. — И должен за собой следить. Нельзя до седых волос бегать эдаким Гаврошем. Неужели тебе не приятнее было бы ходить в глаженых брюках? Да и рубашку давно бы пора сменить. У вас что, не хватает денег на прачку?

— Нет, почему, хватает.

— Оно и видно. Лигия, выйди на минутку. Нам надо поговорить.

Лигия вышла. Я посмотрел на Клавдию Петровну. Лицо у нее было какое-то злобное и страшно противное.

— Дайте письмо, — сказала она.

Я вынул из кармана письмо и положил на диван.

— А теперь идите, — сказала Клавдия Петровна, — и постарайтесь не бывать у нас месяца три. Я знаю, что вы ни в чем не виноваты, но мне неприятно вас видеть. Деньги я вам верну.

— Клавдия Петровна!..

— Нет, нет, — сказала она, — вы лучше правда идите. А то я вам наговорю бог весть чего. До свидания.

Я ничего не понял.

— До свидания.

«Странные какие люди, — думал я, идя домой. — Почему ей неприятно меня видеть? Разве я сделал что-нибудь плохое? А может, это все женщины такие…»

Когда я пришел домой, папа работал.

— Ну как дела?

— Нормально. А где ты был?

— В гостях.

— Хорошая жизнь, — сказал папа. — У людей есть время ходить в гости. Ты был у Лигии?

— Да.

— Взял бы и меня как-нибудь с собой.

— Как-нибудь возьму.

Стоят последние теплые дни.

Костя наконец починил мотороллер и потерял к нему всякий интерес.

— Что-то я не вижу, чтобы ты много катался, — говорит папа. — Наверное, он у тебя не работает.

— Еще как работает.

Костя выводит мотороллер из сарая и, сделав несколько кругов по двору, опять ставит в сарай.

— Чепуха, — говорит он, — Слабая машина. Я его продам. Куплю мотоцикл.

— Больше денег ты не получишь, — говорит папа.

— А мне и не нужно. Я не новый куплю, поломанный, так на так и получится.

— Потом починишь и опять продашь?

— А что? Продам мотоцикл, куплю автомобиль. Какой-нибудь списанный.

— Так, может быть, тебе нужно быть не хирургом, а механиком?

— Только не механиком.

— А кем?