Родители королей - [7]

— А что там дальше?

— Пустая улица, узкая, метров пятнадцать. Автобус перевернутый посередине. А потом дома, почти целые. Я пролежал там минут двадцать — вроде тихо.

— Пойдем.

Вали прижал автомат худым локтем, коротко мазнул взглядом по личику брата и исчез между развалинами блочного дома.

Насколько мальчишка в порядке?… Всего два дня назад их было двое, два близнеца[1], боевое подразделение в миниатюре. Все, чем он смог помочь Нари — добить его. Тело нашли всего минут через пять после нашего ухода — мы слышали крики радости. Нари помог нам даже в этот раз, потому что на него отвлеклись. Мы оторвались от погони, пока с его телом что-то делали. Мне не хочется думать — что.

Два квартала по разведанной тропе, меж осколков стекла и мучительно растянутых струн железобетона. Быстро. Вали хороший разведчик. Идя по его следам, не хрустишь и не спотыкаешься. Он оглядывается и замирает.

— Тут направо холодильник. В нем несколько банок консервов целых. Возьмем?

— А что сразу не взял?

— Смысл туда-сюда таскать?

— Бери, только проверь, не вздулись ли.

Этот город цвел и смеялся всего два месяца назад. Все это — дело моих рук.

Элементарная дезинформация.

«Встретимся в любом месте, удаленном не более чем на сто километров от Тронхейма».

Сказано очевидным союзникам по защищенному каналу. Мне ли не знать, как внимательны и чутки мои противники?

Они купились. Они сочли, что я здесь.

Купились и наши немногочисленные друзья, не знавшие, что я разменяла их на кое-какие выигрыши.

Два месяца Тронхейм убивал сам себя, освобождая мне дорогу в глубину фьорда. В сердце города. К Камню Тинга.

Сейчас основные бои перешли в другие места. Никому и голову не придет, что в Тронхейме рискнет появиться человек с моими приметами. Впрочем, тут я тоже предприняла кое-какие меры.

Два квартала — тихо. По улочке прямо перед нами проходит патруль. За патрулем-то самое безопасное место и есть. Они никогда не оглядываются. Им страшно. Они боятся, что того, кто оглянулся, заподозрят в том, что он боится.

Я улыбаюсь. Я обожаю молодых мужчин в форме. Мои губы заново трескаются после каждой улыбки, и я привычно облизываю кровь.

— Переходим.

Двумя домами спустя Вали иголочкой из пневматического пистолета снимает дежурного на перекрестке.

— Поворачиваем.

Придется пройти метров триста вбок, чтобы наш курс не вычислили по трупу.

— Сколько у тебя зарядов в пневматике?

— Один.

— Потом выбрось.

Вали кивает.

Фенрир начинает тихонько хныкать.

— Сейчас, сынок, сейчас. Найдем место потише и попьешь. А пока молчи.

Надо где-то остановиться. Десять минут вдоль бывшего переулка; тут, похоже, шпарили «Градом» — но тел нет. Тел нет нигде, и это очень, очень, очень плохо, это значит, что у меня почти не осталось времени. Но остановиться надо.

Мы садимся прямо в кучу мусора в тени у невысокой стены. Бутылка молока — предпоследняя. Фенрир пьет, неохотно заедая шоколадкой. Мы с Вали открываем консервы. Черт, горошек. Зато во второй голубцы. Хотя бы немного мяса. Мы жадно жуем консервы — последние сутки еда у нас была только для Фенрира.

— Слушай, — вдруг спрашивает Вали, — а почему ты все время кормишь его, а сама ешь, только когда находим? Если ты свалишься — нам-то точно не спастись.

— Потому что его не уговоришь потерпеть. Нам он нужен именно такой как сейчас — усталый и сытый. Потому что бодрый или голодный ребенок — это шумный ребенок. Придется поить снотворным. А после него дети просыпаются не всегда.

— А, — кивает Вали.

— А ты думал, я как обычная мамашка? Всё в дитя, а сама подстилкой?

Вали вдруг мрачнеет

— Имей в виду, — жестко говорит он, — ты мне не мама.

— Даже не претендую.

— А кто ты мне теперь?

— Ну… мама твоего брата по отцу. Мачеха, видимо.

Вали передергивает.

— Зови по имени, — советую я, — не ошибешься…

Ночью по городу мечутся лучи прожекторов. Мы спим в очередной развалине, мимо нас с писком мчатся несколько теней.

Штатские. Идиоты, не поверившие эвакуаторам.

Глаза Вали сверкают в темноте, он тянется к автомату.

Я шлепаю его ладонью.

— Пусть их.

Он опускает руку и с усмешкой слушает грохот башмаков вооруженной погони.

— Ты права. Пусть сами себя поубивают.

— Парень, тебя заносит, — замечаю я, укутывая сопящего Фенрира, — нет никакой необходимости их ненавидеть.

Он задыхается от обилия возражений, скакнувших на язык одновременно.

— Но!..

— Их тоже можно понять. Они жили себе и жили, это мы с ними случились. А им, конечно, хочется, чтобы все стало как раньше… Можно пожалеть. Кроме того, ненависть — отличное средство для манипуляции тем, кто ненавидит.

— Мне — их — жалеть?

— Главное, понимать. А там как карта ляжет. Не путаются под ногами, — можно и пожалеть. Тем более, раз они нас не заметили, то и выдать не могут. А со своей ненавистью… твои выстрелы патруль бы услышал.

Подросток облегченно вздыхает. Этот довод ему понятен. Больше пока не нужно, больше ему не вынести. Кроме Нари, у Вали совсем недавно была еще и мама. Через нее пытались достать меня. Не достали.

На рассвете мы выясняем, что четыре квартала оцеплены. Будь они неладны, эти штатские! До парка, в котором стоит на бетонном пьедестале Камень — от силы час ходу. Но максимум в полдень надо быть там.