Робинзоны студеного острова - [24]
Судно направлялось к причалу рыбокомбината, на Факторию.
Северный ветер, холодный, порывистый, пенил мутноватые неприветливые волны Двины. День выдался серый и хмурый, но у всех, толпившихся на палубе, было праздничное настроение: нам предстояла скорая встреча с родными и близкими.
— Удивительное дело: ветер сильный, а большой волны не разводит. На море бы сейчас такие горы поднимались!
— И цвет волны в море другой — красивее.
— Смотрите, наша школа видна! Ребята сейчас корпят за партами.
— Борька, вон твой дом показался. Прыгай за борт, топай напрямик, здесь мелко — травку видно!
— Ой! Мою улицу проехали. Скажите капитану, чтобы бросил якорь, высадил меня.
Но вдруг разговоры, шутки как-то разом смолкли. Тихо, тревожно стало на палубе.
Что это? Что стало с лесотехническим институтом?! Вместо пятиэтажного правого крыла здания — изуродованная стена с остатками перекрытий. Кое-где у стен каким-то чудом держались железные койки. Все знали, что в правом крыле института помещался госпиталь, сотни раненых бойцов лежали в палатах. Страшно было представить, что произошло здесь.
На Новой Земле мы не имели известий из Архангельска, ничего не знали о бомбежках. Это было первое напоминание о том, что жестокая рука войны дотянулась и до нашего города.
Радостное оживление сменилось тревогой недобрых предчувствий. Что нас ждет дома? Как там родные?
На причале рыбокомбината судно встречали начальник управления тралового флота Каменев и еще несколько человек в морской форме. Родных не было. Да они и не могли знать о приходе тральщика, ведь «Сом» шел в составе большого каравана, а о таких вещах в военное время сообщали далеко не каждому.
Как только подали трап, встречавшие быстро поднялись на палубу. Нас выстроили вдоль борта. Каменев поздоровался с начальником экспедиции и что-то тихо спросил у него.
— Слава богу, все живы и здоровы, — улыбаясь ответил Грозников.
Каменев поздравил нас с прибытием в Архангельск, похвалил за работу, пожелал успехов в учебе.
— А теперь, ребята, ступайте в баню, — неожиданно заключил он. — Самое лучшее — с дороги да прямо на полок. Вымойтесь хорошенько, белье прожарьте в дезокамере, чтобы домой пришли — блестели!
Вот это здорово! Что-что, а баня всем была нужна в первую очередь: за три месяца мы только раз побывали в ней да и то помешал домыться немецкий «юнкерс».
До чего же приятно было хлестать мягким, распаренным веником зудевшее тело, смывать въевшуюся грязь жесткой, густо намыленной мочалкой, обливаться благодатной теплой водой.
— Не баня, а рай земной! — пыхтел, отдувался в предбаннике Боря Меньшиков.
Баня гудела от шума, смеха, радостных восклицаний.
Никто не обратил взимания на еле слышный из-за этой разноголосицы далекий заводской гудок, но вот к нему присоединился второй, третий… Загудели стоявшие у причала пароходы. Где-то совсем рядом раздался хватающий за душу вой сирены. Все эти звуки слились в один грозный и тревожный сигнал опасности.
Воздушная тревога!
В бане сразу стало тихо.
— Спокойно, ребята! — предупредил появившийся дежурный МПВО с противогазом через плечо и красной повязкой на рукаве. — Никакой опасности нет. Фашистский самолет где-то на подступах к Архангельску. К городу его не подпустят. Продолжайте мыться. Тревога скоро кончится.
Мы продолжали мыться — что же оставалось делать? — но уже без шума и смеха. Чудесного банного настроения как не бывало. Всем было немного не по себе: воздушная тревога… и где! — в нашем Архангельске. Далеко протягивает фашист свои лапы.
— Везет же нам, — ворчал Арся Баков, — в Кармакулах немец обстрелял, здесь опять не дает спокойно помыться — того и гляди, бомбу на плешь сбросит.
— А ты не бойся, — щелкнул его по затылку Толя Гулышев, — у тебя котелок — чугунный, любая бомба отскочит.
Время шло томительно медленно. Не было слышно ни взрывов, ни стрельбы зениток. Все уже вымылись, пора было одеваться, но куда-то девалась работница дезокамеры, сухонькая суетливая старушонка. Она появилась только после отбоя тревоги.
Наша одежда пахла паленым. Брезентовые робы, в которых так хотелось показаться дома, порыжели, просвечивали большими прорехами.
— Передержала! — сокрушалась старушка. — Боюсь я этих тревог. Как ударила бомба около нашего дома, с тех пор и боюсь. Чуть что — бегу в убежище.
— Поддержите меня! Мне дурно. Дайте воды, — стонал Тема Кривополенов, рассматривая свою «амуницию».
На него нельзя было смотреть без смеха: вся одежда — дыра на дыре, одного рукава как не бывало, сзади на брюках — огромная прореха. Немногим лучше выглядели и другие ребята….
Когда наша пестрая, шумная орава вошла в вагон трамвая, пассажиры стали с любопытством посматривать на нас. Таких оборванцев, наверное, еще не видел Архангельск.
У деревни Варавино сошли Геня Перфильев и Арся Баков. Они уже были дома. Их провожали дружескими тумаками, шутливыми пожеланиями. Двое друзей еще долго стояли на трамвайной остановке, махали нам вслед руками.
На углу улицы Урицкого дороги большинства ребят расходились. Постояли на перекрестке, поговорили. Сдержанно попрощались. Многие поехали на трамвае дальше в город, а мы, соседи — Боря Меньшиков, Толя Гулышев и я, пошли пешком.
Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.