Робинзонада Яшки Страмболя - [39]
— Не пойдешь с нами? Журу продаешь!
— Коли так, уходи отсюда!
…Яшка догнал меня за последними домами. Мы спустились в подъяр и легли на траву. Я долго и путано рассказывал ему, отчего не верю в Журавлева и как мне жаль отца. Ведь у него нет высшего образования, и он столько лет работал, прежде чем его назначили начальником партии.
— Все это так, — сказал Яшка, — но ты останешься один. Я сегодня уезжаю. Как ты будешь без Шути, Шпаковских? А? Я знаю, как плохо одному. Это не жизнь… даже в обществе козла… — Яшка вспомнил свою робинзонаду. — Как бы мне жить… если бы ты тогда меня не нашел? Когда ты с друзьями не в ногу, тут что-то не так, — сказал Яшка. — Пойдем, меня тетя Вера ждет, надо собираться.
Тетя Вера накричала на Яшку, обозвала разгильдяем и тычками угнала в дом.
…В 6 утра тетя Вера постучала мне, в окно и спросила, где Яшка. Я ответил — спит, наверное. Тетя Вера закричала, что сил у нее больше нет, что у нее своя семья, и теперь пусть все идет само собой, пусть Яшка сам устраивает свою судьбу, слава богу, он не маленький, она посмотрит, куда он денется, когда ему за опоздание откажут в училище…
За завтраком Николай показал мне Яшкину записку: «Вернусь завтра. Пожалуйста, извините. Яша».
Я встал из-за стола и побрел на улицу. Страшное дело! Яшку со свету сживут, когда он вернется… А он ради меня пошел с Шутей. Сейчас я припомнил наш разговор в подъяре.
Вечером я залез на крышу, долго сидел, глядя, как медленно уходит в темноту степь.
После ужина я сказал Николаю:
— Не попытаться ли разыскать одну балку?.. Там, кажется, фосфоритные плиты…
— Вы в тот раз заблудились… Нелегко балку разыскать!
— Найдем.
— А если и найдете? Если те плиты — песчаник?
— Я принес оттуда обломок фосфоритной плиты.
— Ну, две плиты в двадцати балках выглядывают наружу!.. А песчаника сколько? Кстати, завтра вернутся «первооткрыватели» Карагача. Это будет тебе в науку.
…Они вернулись днем. Младший Шпаковский, встреченный нами на улице, ликовал. Он тащил домой рюкзаки.
Яшка не решился идти домой, дожидался Николая, который заступился бы за него перед тетей Верой, и сидел у Шути.
Он не ожидал от меня такого порыва радости и опешил. А я, как ненормальный, бил его по спине и повторял:
— Где? Рассказывай! Где?
Николай с удивлением наблюдал за мной. Веревкин и Шутя сидели на корточках перед развязанным рюкзаком, из него торчали куски желто-серого пористого камня. Я вытащил образец. Поднял голову, встретился глазами с Яшкой. Он ухмыльнулся. Я не обиделся бы, отбери ребята этот кусок желто-серого камня и прогони меня прочь. Видать, я втайне ждал, что мне снова поверится в мои прикрытые бурьяном и перекати-полем обнажения.
Рука Николая высунулась из-за моего плеча, взяла у меня образец. Повертела и сунула обратно в рюкзак. Подбежавший младший брат сообщил:
— Жура на совещании в кабинете главного геолога!
Прямо с рюкзаками мы ворвались в управление, кинулись в темном коридоре на свет приоткрытой двери и, гомоном подбадривая себя, заполнили кабинет Деткина. Сидевшие вдоль стен геологи уставились на нас, затем перевели глаза на Шутю. Он подошел к столу Деткина и со стуком положил перед ним образец.
— Э-э… Что это значит?.. Вы же мне стекло поломали!.. Безобразие…
— Фосфориты нашли!
— Ну и что?
— Павел Петрович, объясните ему, — повернулся Шутя к сидевшему в углу Журавлеву.
Деткин пожал плечами.
— Чего тут объяснять? Это обыкновенный песчаник! — и вернул образец Шуте.
Стало тихо. Геологи заулыбались. Шутя размахнулся, и — елки-палки, как не промахнулся! — образец вылетел в полураскрытое окно.
Мы долго сидели в углу управленческого двора и угрюмо комочками сухой глины бросали в бродивших вокруг кур.
Вернувшись домой, я прошел к Николаю.
— Ну, мой друг, получил урок?
— Ты знал, что это песчаник?
— Я чуточку лучше любого из вас знаю камешки! — усмехнулся Николай.
— Думаешь, поступил честно, когда молчал?
Николай потянулся — он мыл ноги перед сном — и легонько рассмеялся.
БРИГАНТИНА «СТАРЫЙ МОРЖ»
На фанерных подставках-стапелях стояла Яшкина бригантина. Яшка становился мастером, когда дело доходило до стамески и напильников. Год назад его парусная модель завоевала приз.
Над бригантиной Яшка корпел день и ночь без малого недели три.
Я стоял рядом и слушал, как Яшка и Журавлев толковали о такелаже, рангоутах и фор брам-стеньгах.
— Бушприт надо укрепить потуже и фок-мачту тоже, — твердил Яшка.
— Фок-мачта стоит крепко. Поставишь косые паруса, и бушприт сядет намертво. Бом-кливер только натяни как следует. Красотища, а, Димка?
Я кивнул. Яшку распирало от гордости. Он был на седьмом небе от похвалы Журавлева.
— Назову бригантину «Старый морж».
— На флагштоке — пиратский Роджерс? — у Журавлева глазки спрятались в морщинках. — Грот-трисель-эрнст-бак-штаги вяжи потолще. Поверь, так красивее будет.
Яшка яростно возражал — по-моему, только из тщеславного желания блеснуть знаниями парусных судов. Оба — и Журавлев и Яшка — прямо-таки млели от удовольствия, выговаривая друг перед другом названия длиной с километр: крейс-бом-брам-топенанты… Я робко дивился такой памяти.
— Стой! — сказал Журавлев. — У тебя же не бригантина! Это барк! Две передние мачты с прямым вооружением. Бизань-то у тебя сухая! У шхуны у той бизань несет косое вооружение.
