Робинзонада Яшки Страмболя - [40]

Яшка возразил, но Журавлев с запальчивостью пятиклассника стал размахивать руками, клясться, Яшка скис.

— Дружище, чего горюешь? Завтра выпилю марс для бизань-мачты, иначе куда посадишь впередсмотрящего? Такелаж натянем, и делу конец.

Яшку позвали. Он вздрогнул, отозвался и шепнул нам:

— Пусть бригантина здесь стоит.

Он вернулся с тазиком, сел рядом на ступеньку, опустил ноги в тазик и продолжал обсуждать с Журавлевым модель парусного судна собственной конструкции с каким-то хитро придуманным — по их словам — бегучим такелажем. Журавлев, задевая меня локтями, чертил в своем блокноте линии, совал блокнот под нос Яшке и гудел:

— Рангоуты, главное, продумать. Ты меня слушай, дружище! Никто тебе такого не скажет, слушай!

Из темноты возникла тетя Вера, молча взяла Яшку за руку, другой рукой подхватила бригантину, буркнула неразборчивое, и мы остались вдвоем.

— Тетя, видать, не из романтиков? — сказал Журавлев.

— Куда ей!

— Ночевать я, Дим, к тебе пришел. Квартира моя пустая. Жена на лето уехала к своим. Чай пить не станем. Я едва на ногах стою.

Заснули мы не скоро. Журавлев расхаживал по комнате в одних трусах, большой, костлявый, и басил — рассказывал мне о своем друге, который уехал на Кольский холодный полуостров и вывел там до зарезу необходимую траву для коров. Я сидел на кровати, клевал носом, слушал про подвиг агронома и выбирал время поподробнее расспросить Журавлева о случае в Афганистане, рассказанном мне когда-то отцом.

Журавлев и двое немцев-геологов возвращались на вертолете из поисковой партии. С вертолетом что-то произошло, и они приземлились в горах. Один из немцев при приземлении был ранен, другой предложил Журавлеву бросить раненого, иначе погибнут все трое. Немец — здоровый — ушел один. Журавлев с раненым добрались до людей. Негодяя нашли мертвым.

— …Ты меня слышишь? Где взял? — Журавлев сунул мне под нос свою ручищу, на которой лежал обломок фосфоритной плиты. Этим обломком я забивал гвоздь в ботинке в дни злосчастного маршрута на Барса-Кельмес.

— На Барса-Кельмес.

— Место помнишь?

— Сплошные балки да увалы…

— Погоди… Южнее среднего течения Песчанки?

— Юго-восточнее.

— Верно, верно!

— Чему тут радоваться? — усмехнулся. — Мы заблудились. К тому же холмы на Барса-Кельмес — сплошная неразбериха. Петляли, как зайцы. Да и стоит ли тащиться туда из-за обломка плиты? Отец говорил: он десятками насчитывает в нашем районе места с выходом пластовых фосфоритов.

— А я — сотнями. Расслышал? Сотнями!

— Не пойду на Барса-Кельмес, — сказал я. — Шутка сказать: найти там балочку. Массив по территории равен Нидерландам, если не Бельгии.

— Прекрати ныть! Скисли небось сегодня? Приволокли рюкзак песчаника, герои…

— Я с ними не ходил! Им я тоже не советовал таскаться на тот Карагач.

— Однако тебя, Коршунов, не узнать!

В середине ночи нас разбудил стук в дверь и шум во дворе. Визгливый голос тети Веры взбеленил собак даже на соседних улицах. Поспать Деткины любили, их пушкой не разбудишь! Что же произошло?

В дверь забарабанили изо всей мочи. На ночь у нас в доме не запираются. Я крикнул:

— Входите!

В дверь продолжали колотить. Журавлев зажег свет и следом за мной прошлепал в сени.

На крыльце с бригантиной в руках стоял Яшка. За ним поодаль Деткины.

— Не дури, Яков! — кротко сказала тетя Вера. — Отправляйся спать.

— Я к вам не вернусь! — плачущим голосом выкрикнул Яшка. — Я здесь останусь! Навсегда!

Яшка прошел в комнату, неся бригантину, как больного ребенка. Сломанная фок-мачта болталась на канатиках, корпус модели искривила широкая трещина. Он сел на диван и бессмысленно пытался приладить мачту на место. Руки его не слушались. Журавлев взял у него бригантину и положил на стол.

В окно постучали. Раздался голос тети Веры:

— Яков, не мешай людям спать, полуночник!

— Я стал в сарае такелаж на бизань плести… Подкралась… Кричит: «Ненормальный!..» Как бросит ее на землю!

Яшка вздрагивал. На нем были одни трусы. Я подал ему рубашку.

Журавлев, закусив губу, вышел на крыльцо. После недолгих переговоров ворчанье тети Веры сменилось грубыми выкриками.

Вошел Журавлев, хлопнул дверью, закрыл ее на щеколду, сказал:

— Ставь чайник, Димка. А ты чего скис, Яша? Враги разбежались, поле боя за нами.

— Мне не терпелось поставить вооружение на бизань… Я тихо встал, пошел в сарай… — бубнил Яшка.

— Постой! Чего ты оправдываешься? Мы ж с тобой одной породы!

— Любопытно было взглянуть, как получится, — заметно успокоился Яшка.

— Во-во, лю-бо-пыт-но! — с удовольствием выговорил Журавлев. — Слушайтесь, парни, своего любопытства. Любопытство — первое качество командора. Что дальше? Как дальше? Как там — за горизонтом? В соседней галактике? В глубине атома? В несработавшей схеме машины? В негусто всходящем семени? Разобраться, парни, как это «что», «отчего», «почему» двигает человеческую мысль. Словом, мы с тобой, Яшка, и жмем тебе руку…

В дверь постучали. Я пошел открывать и вернулся с Николаем. Журавлев продолжал рассуждать. Николай присел на стул, послушал-послушал и вежливо сказал:

— А по-моему, если человек невеликих личных данных пытается совершить нечто необыкновенное, он смешон. Ни на чем не основанные фантазии, кроме как на упрямстве и стремлении к необыкновенному, мешают человеку организованно жить, приносить пользу обществу. Короче, человек должен накопить знания, опыт и только тогда собираться в синие дали. Кстати, Шпаковские и Яков сегодня получили урок. Дима относится к этим походам теперь серьезнее, по-взрослому.