Ритм войны - [64]

По дороге Лопен рассказал ему очень плохую шутку. Скар попросил его о спарринге - это был его способ предложить помощь. Обычно Каладин согласился бы. Но сегодня ... спарринг напомнил бы ему о том, что он потерял.

Сигзил, проявив удивительную сдержанность, сказал ему, что боевые отчеты можно отложить до завтра. Бури. Как плохо он выглядел? Каладин изо всех сил старался отразить их всех, улыбнувшись настолько широкой, что казалось, что у него потрескалась кожа.

Рок держался на расстоянии, тщательно игнорируя Каладина. Рок вообще лучше других чувствовал свое истинное настроение. И Рок мог видеть Сил, которая - раздраженная, когда она носилась вокруг Каладина - в конце концов умчалась. Она поймала поблизости поток, летящий в воздух. Она нашла бегство таким же обнадеживающим, как и он.

«Мне нужно быть осторожным, чтобы это не сломило ее», - подумал он. Поддерживайте сильный фронт для нее, для всех их. Им не должно быть больно из-за того, что я чувствую. Он мог сделать это изящно. Он мог сражаться в этой последней битве.

Они пересекли открытое каменное поле перед городом-башней. Каладину почти удалось продолжить идти, не глядя на башню. Он почти не чувствовал потрясения от разобщенности при ее безмерности. Он провел всего долю секунды в недоумении, что может существовать что-то столь грандиозное. Да, в те дни башня была практически приземленной.

«Привет», - сказал Лейтен, когда они подошли к входу в башню. "Рок! Может, есть для нас тушеное мясо? Ради старых времен?"

Каладин обернулся. Слово «тушеное мясо» пронзило облако.

«Ах, выход в прекрасный разреженный воздух заставляет думать прямо!» - сказал Рок. «Вы помните, как хорошо готовить! Но … этого не может быть сегодня. У меня назначена встреча ».

«Дело не в хирургах, не так ли?» - позвала Кара. «Потому что я не думаю, что они могут что-то сделать с твоим дыханием, Рок!»

"Ха!" Сказал Рок, затем рассмеялся, даже вытер слезу с глаз. Кара усмехнулась, но затем Рок протянул руку. «Нет-нет, ты думаешь, я смеюсь над твоими словами ? Airsick! Я смеюсь, потому что ты подумала, что это смешная шутка, Кара. Ха! Ха! ”

Каладин улыбнулся. Настоящая улыбка на мгновение.

Затем они начали разбиваться на небольшие группы, обычно Рыцарь со своим отрядом оруженосцев. У всех его друзей теперь были свои команды. Даже Тефт был утащен одной из групп, хотя его оруженосцы были на Тринадцатом мосту - и они остались охранять корабль. Фактически, многие из них сами стали Радиантами. Каладин не был уверен, сколько оруженосцев осталось Тефт.

Мог ли Каладин поступить так, как хотел Далинар? Сможет ли он оставаться верховным маршалом Ветрокрылых, не выходя на поле боя? Быть частью их жизни, но не иметь возможности помочь им, сражаться вместе с ними?

Нет. Чистый перерыв был бы лучше.

Несколько групп пригласили его поехать с ними, но он обнаружил, что отказывает им. Он выпрямился, как и положено командиру, и кивнул им. Кивок капитана, говорящий: «Беги, солдат. У меня есть важные дела, и меня не беспокоит легкомыслие ».

Никто его не толкал, хотя ему хотелось, чтобы это сделал один из них. Но в наши дни у них была своя жизнь. У многих были семьи; у всех были обязанности. Те, кто служил с ним в первые дни, все еще с гордостью носили нашивки «Четвертый мост», но четвертый мост был тем, к чему они привыкли . Легендарная команда уже превратилась в миф.

Каладин держал спину прямо, высоко подняв подбородок, когда он оставил их и зашагал по уже знакомым коридорам города-башни. Башня, украшенная завораживающими узорами из слоев разных оттенков, была украшена сферическими фонарями, освещавшими большинство главных коридоров - запертых, конечно, но регулярно меняющихся. Это место начинало казаться действительно обитаемым. Он проходил мимо семей, рабочих и беженцев. Люди всех мастей, разные, как кубок, полный сфер.

Они приветствовали его, или отошли в сторону, или - в случае многих детей - помахали ему. Верховный маршал. Каладин Буревестник. Он держал правильное лицо всю дорогу до своих комнат и гордился собой за это.

Затем он вошел внутрь и обнаружил пустое ничто.

Это были апартаменты хайлорда, якобы роскошные и просторные. Однако у него было мало мебели, и это оставляло ощущение пустоты. Темный, единственный свет, исходящий с балкона.

Каждая оказанная ему честь, казалось, подчеркивала, насколько пуста была его жизнь на самом деле. Заголовки не могли наполнить комнату жизнью. Тем не менее, он повернулся и твердым толчком закрыл дверь.

Только тогда он сломался. Он не добрался до стула. Он опустился спиной к стене у двери. Он попытался расстегнуть пальто, но в конце концов наклонился вперед, прижав суставы ко лбу, впиваясь в кожу, когда он гипервентилировал, задыхаясь от глубоких вдохов, в то время как он дрожал и трясся. Истощение, словно струи пыли, радостно собирались вокруг него. И агониспрен, как перевернутые лица, вырезанные из камня, искривлялись и блекли, то появлялись, то исчезали.

Он не мог плакать. Ничего не вышло. Он хотел плакать, потому что, по крайней мере, это было бы облегчением. Вместо этого он съежился, прижимаясь костяшками пальцев к шрамам на лбу, желая, чтобы он мог сморщиться. Как глаза человека, пораженного Осколочным клинком.