Рисуя круги в небесах - [5]

Я спустилась в подпол и огляделась.

— Клим?

В самом центре на полу стоял табурет, на нем горела свеча. Все остальное за пределами ореола света было спрятано тьмой. Я позвала еще раз.

— Клим! Это Грета. Я была вчера.

— Зачем ты пришла? — голос раздался за моей спиной, почти над самым ухом — сиплый, низкий, даже утробный.

Я сдавленно вскрикнула и от страха выронила свою сумку. И только сейчас поняла, как я боюсь. Здесь, в темноте, в подвале чужого дома рядом со мной — чужой мужчина, который уже десять лет превращается в страшного дикого зверя… кто знает, что у него в голове… Я медленно обернулась. Отсвет огня едва падал на его лицо, почти целиком скрытое моей тенью, и вот вновь — мой взгляд выхватил лишь человеческую его часть. Как будто передо мной стоял обычный человек. Только взгляд его словно эхом отражался во мне: я чувствовала боль, недоумение, растерянность, тоску.

Под воздействием нечаянного порыва, я протянула руку и коснулась его скулы. Мягкая человеческая кожа под моими пальцами и его глаза, так близко — это мгновение вонзилось в мою память, чтобы остаться там навеки. Прошла доля секунды. Он отшатнулся, и на свету оказалось все его лицо, жуткое особенно при свете свечи. Я непроизвольно ахнула и отдернула руку, тут же миллион раз пожалев об этом.

Клим скрипнул зубами, грубо схватил меня за руку и выволок в избу. Моя сумка осталась в подвале.

— Зачем ты пришла? — прорычал он вновь и, не дожидаясь ответа, захлопнул дверцу подпола изнутри.

Я растерянно смотрела на Сычиху. По щеке медленно поползла слеза — сама не знаю, от чего — от обиды ли, от жалости, от страха… не знаю…

Я два дня ругала себя: «Почему? Ну почему я не сдержалась? Уж лучше бы я вообще не прикасалась к нему?» Я сделала ему только больнее!

Весь снежный мир постепенно закружился вокруг дома Сычихи. Я думала о них постоянно. Я пыталась представить картины прошлого: как однажды весенним дождливым вечером к Маргарите в дом постучался бродяга, как рос маленький Клим, как выглядела красавица Ядвига. Я пыталась вспомнить его — каким он был, когда еще ничего не произошло. Но не смогла, мне было всего восемь лет, зачем мне тогда нужен был какой-то Клим? А сейчас мне столько же, сколько ему было в тот страшный год…

Мое восприятие обострилось еще сильнее. Я стала чувствовать очень слабые запахи, слышать очень тихие звуки, различать множество оттенков цвета. А мои каракули превратились в рисунки. Только на этих рисунках было изображено одно-единственное существо — полузверь-получеловек. Рисунки я тщательно прятала.

Два дня я мучалась — меня тянуло туда, сама не знаю, почему… Но я помнила его взгляд и то, как он сказал эту фразу… Я думала о том, что я заставила его страдать и о том, что я, пожалуй, ему неприятна. Но, увы, я ничего не смогла с собой сделать, поэтому все же решила сходить к Сычихе, чтобы хотя бы узнать, как у них дела и вновь отнести какие-нибудь гостинцы. Чувство гордости притаилось где-то под моей подушкой, я забыла о нем.

Я ускользнула из дома в послеобеденный час, когда матушка с батюшкой прилегли отдохнуть, а Ханна умчалась играть с подружками. С утра мы пекли пирожки, и я припрятала несколько штук для Клима. Сумки моей у меня уже не было, поэтому я завернула их в платок и вновь припрятала под своей одеждой.

Я уже собиралась выйти за ворота, как вдруг мне в голову пришла неожиданная мысль. Еще не успев ее толком осознать, я вернулась в кухню и распахнула старый сундук, предназначенный для вышедших из употребления вещей, которые, впрочем, никто не выкидывал по разным причинам. Слегка порывшись, я нашла то, что хотела: старый нож, с костяной рукояткой и лезвием, покрытым гравировкой. Нож был сломан — рукоять у основания разрезала большая трещина. Папенька думал как-нибудь его починить, но все как-то не хватало времени, и он положил его в этот сундук. Не думаю, что папенька вспомнит про этот нож — добра этого у нас в доме хватало, да и некогда ему… поэтому я безбоязненно вложила нож в свой меховой сапог и отправилась к Сычихе.

Сычиха встретила меня возле крыльца: она сметала снег со ступенек и, увидев меня, улыбнулась.

— А я уж думала, не придешь… Обидел он тебя?

Я махнула рукой.

— Нет, что ты, кажется, это я его обидела… Я принесла немного пирогов… Примет ли он от меня теперь что-нибудь?..

Старуха закивала головой.

— Примет, примет. Ждет он тебя. Не признается, а ждет. Спрашивал вчера. Иди, Грета, иди, он в доме.

Я открыла дверь в полумрак.

— Клим?

Я зашла и закрыла дверь.

— Клим, я принесла тебе пирожков. Ты любишь пирожки с яблоками? А ватрушки с творогом? — я не знала, о чем мне говорить.

Клим вышел из-за печки. От неожиданности я снова вздрогнула. В несколько больших шагов он подошел и вновь оказался так близко от меня. Он вглядывался в мое лицо очень пристально и настойчиво, словно хотел узнать истинные причины моих визитов. Я же не могла оторваться от его зрачков — огромных, пугающих.

— Пирожки?! Ты думаешь, пирожки — это единственное, чего мне не хватает в жизни?!! — его громкий, надрывный шепот царапал мне уши изнутри. Захотелось поморщиться, скорчиться, втянуть голову в плечи. Но я смотрела ему в глаза и, надеюсь, мое лицо не отражало никаких эмоций. Мне было жутко и еще — обидно. Что я делаю не так?.. Наконец, я отвела взгляд и, вздохнув, положила узелок с пирожками на табурет, который очень кстати был рядом.