— Меня зовут Джеймс Хэнкок. Ваша дочь…
— Джеймс Хэнкок? — Звук его имени как будто вернул ее к жизни, взгляд стал острым и пронзительным.
— Да. Я был…
— Вы — тот человек, на которого Люси работает?
— Да.
— Это Люси вас пригласила?
— Нет. Но мы не только работаем вместе, миссис Уортингтон, и я подумал, что…
— Да, не только, — с непонятной Джеймсу яростью и даже презрением произнесла Рут. — Думаю, вам лучше пройти в дом, поскольку моя дочь должна вам кое-что сообщить, а я хочу увидеть, как вы себя поведете при этом, и понять, что вы за человек, Джеймс Хэнкок.
Это был открытый вызов, и вряд ли уважающий себя мужчина мог не принять его. Глядя сейчас на эту женщину, Джеймс отбросил все подозрения о тяжелой болезни. Перед ним стоял огнедышащий дракон, и Джеймс понял, что ему пора вынимать меч из ножен, чтобы вырвать Люси из его лап.
— Спасибо. Я очень хочу услышать, что скажет мне Люси. — Теперь и его голос звучал решительно и даже агрессивно.
Рут Уортингтон отступила от двери, освобождая проход. Джеймс прошел в маленький холл, давая ей возможность запереть дверь и пройти вперед, чтобы указать дорогу к Люси, где бы она ни пряталась. Рут с напряженной спиной и высоко поднятой головой вела его к месту поединка.
Враг, непримиримый враг, определил для себя Джеймс. Что-то неладное происходило в этом доме, и он поклялся себе вырвать Люси из когтей чудовища. Ни одна мать не имеет права распоряжаться жизнью ребенка, тем более взрослого, вмешиваться в нее и управлять ею. С ним Люси чувствовала себя свободной. И у нее есть право сделать выбор в пользу свободы и счастья.
Вслед за Рут Джеймс вошел в кухню. Люси сидела, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки, — воплощенное уныние и отчаяние. Что бы здесь ни происходило, Джеймс решил немедленно это прекратить.
— Люси! — чуть резко окликнул он.
Она вскинула голову, широко распахнув глаза и приоткрыв от удивления рот.
— Джеймс? — Голос был слабым и неуверенным.
— Я решил, что тебе потребуется помощь, и приехал, — он бросил многозначительный взгляд в сторону Рут.
— Помощь? — эхом повторила Люси, похоже не понимая, о чем он говорит.
— Вот мы сейчас и выясним, какую помощь он собирается тебе оказать, — резким тоном судьи заявила Рут, чем окончательно вывела Джеймса из себя. — Что ж, скажи ему Люси. Или я сама скажу.
Это была неприкрытая угроза, и Люси с мольбой посмотрела на мать.
— Мам, это… это мое дело.
Еще не понимая, что происходит, Джеймс кинулся в защиту:
— Ты не обязана слушаться ее, Люси.
Рут Уортингтон проигнорировала его слова, продолжая удерживать внимание дочери.
— Я не позволю тебе жить в плену иллюзий, как пыталась когда-то я, — сказала она, удивив Джеймса резкой сменой тона. Решительность была смягчена состраданием и печалью, и даже руки подняты во взволнованном призыве. — Ты должна сказать ему, и тогда узнаешь правду.
Чувствуя себя не в своей тарелке из-за полного непонимания происходящего, Джеймс решил согласиться с Рут:
— Думаю, это хорошая мысль, Люси. Тогда наконец и я пойму, в чем дело. И чем раньше, тем лучше.
Слова матери об иллюзиях врезались в сердце и сознание Люси, разгоняя туман страстного желания и необузданного вожделения, в котором она прожила последние четыре недели. Четыре недели — всего лишь месяц, но этому предшествовали восемь месяцев совместной работы. У Джеймса было более чем достаточно времени, чтобы разобраться в своих чувствах и понять, какое место в его жизни она занимает.
Люси взяла себя в руки и встала из-за стола. Вспышка гордости и одобрения в глазах матери придала ей сил. Теперь Люси была готова сказать Джеймсу правду, зная: что бы ни случилось, она не будет одна. Мама всегда будет рядом.
Джеймс стоял по другую сторону стола, его синие глаза сверкали от нетерпения узнать наконец, что же здесь происходит. Люси невольно подумала, какой же он красивый и мужественный даже в этой самой обычной одежде — светлых брюках и красной рубашке-поло. Ее рыцарь примчался на помощь, готовый к бою — храбрый, неукротимый, решительный.
От этих мыслей страх предстоящей потери вновь сковал Люси. Пусть его слова — «я решил, что тебе потребуется помощь, и приехал» — окажутся правдой, мысленно взмолилась она, хотя и не очень понимала, что он имел в виду и, вообще, почему он здесь.
— Я беременна, — произнесла она роковые слова.
— Беременна? — переспросил он. На его лице отразились неверие и удивление. — Но ведь ты сказала…
— Нет, Джеймс, это ты сказал. Ты предположил, что у меня критические дни, а я… — Краска стыда залила ее щеки. Она с трудом сглотнула ком в горле. — А я не стала тебя разубеждать…
— Но как ты могла забеременеть? — Джеймс выглядел сбитым с толку. — Ты же говорила, что предохраняешься.
Люси ждала этого вопроса и все-таки разозлилась.
— Клянусь, я не пропустила ни одного дня. Я регулярно каждое утро принимала таблетку, как и предписано, так что в случившемся нет моей вины. Ты… я… мы… — Люси сбилась и потеряла нить разговора.
— Ты обвиняешь меня? — с кривой усмешкой спросил Джеймс.
И из сумятицы ее мыслей и чувств родился самый нелепый довод:
— Да! Ты слишком сексуален, Джеймс Хэнкок. И твоя… потенция оказалась сильнее таблеток.
