Римский трибун - [44]
— У вас много врагов. Не следует забывать об осторожности.
— Это правда, — согласился трибун, — но все-таки прикажи впустить его. Возможно, мы заставляем ждать друга.
Брат Андреа вышел из комнаты. Вскоре он вернулся в сопровождении невысокого седобородого старца. Кола ди Риенцо радостно шагнул ему навстречу.
— Волкано! Мой спаситель! — Он заключил пришельца в объятия. — Вот мы и свиделись. Мне как раз нужен человек, который будет снимать венцы с трибуна.
— Что же, могу и снять, работа не тяжелая, — улыбнулся старец. — Но я пришел, чтобы сообщить кое-что важное.
— Хорошо, об этом мы еще потолкуем. А сейчас пора собираться…
На Эсквилинском холме среди мелких домишек ремесленников и развалин древних строений высился величественный храм Марии Маджоре. Его увенчивали две широкие восьмиугольные башни с позолоченными куполами и самая высокая в городе колокольня. На протяжении десяти веков римляне ежегодно отмечали здесь день успения пресвятой девы Марии. Утром пятнадцатого августа у храма Марии Маджоре собрался почти весь город. После традиционной службы в честь царицы небесной в соборе состоялся торжественный обряд венчания трибуна.
Перед главным алтарем собора при большом стечении народа прелаты римской церкви поочередно венчали его шестью венцами. Первый венец из листьев дуба возложил на трибуна приор Латеранского собора. Поясняя символический смысл венца, он сказал: «Ты спас граждан от смерти». Затем приор церкви святого Петра со словами «Ты охранял науки» надел ему другой венец из плюща. Потом трибуна венчали: декан церкви святого Павла — миртом, приор храма Марии Маджор — лавром, старший каноник Капитолийской церкви — венцом из зелени, росшей на триумфальной арке императора Константина Великого. Шестой серебряный венец-корону надел на Колу специально прибывший приор церкви Святого Духа в Саксии. При этом каждый из них разъяснял символику венца.
Старый Волкано, стоявший рядом в своем рваном плаще, всякий раз с приближением к трибуну нового прелата, снимал с его головы зеленые венцы и клал их на алтарь. Затем прославленный рыцарь Готфрид вручил Коле ди Риенцо золотую державу, торжественно сказав при этом: «Августейший трибун, прими и соблюдай справедливость. Даруй свободу и мир!»
После окончания коронации, трибун выступил перед собравшейся у храма многотысячной толпой. Он объявил о трех новых законах, дополнявших постановление от первого августа. Народ с ликованием одобрил декреты о запрещении иностранным государям являться в Италию с войсками, о ликвидации партий гвельфов и гибеллинов и о признании церковных крестьян свободными гражданами Рима.
Глава VIII
ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ
Чекко Манчини окинул взглядом трибуна, Нину и Волкано, беседовавших за столом в малой гостиной Капитолийского дворца. Достав из-за пояса кожаный мешочек, он высыпал оттуда несколько десятков монет.
— «Рим — глава мира»! — беря в руки одну из монет, прочел выбитые на ней слова Волкано.
— Флорентийские мастера неплохо справляются с заказом, — улыбнулся Кола ди Риенцо. — А как серебро?
— Чеканку серебряных и золотых монет еще не начали, но скоро и ее наладим. — Художник опустился на стул рядом с племянницей.
— Петрарка пишет, — тихо произнес Кола, — при папском дворе недавно обсуждался вопрос: полезны ли для церкви мир и союз между итальянскими городами. Он не находит слов от возмущения. Даже итальянские кардиналы высказались против объединения страны. Проклятые ханжи считают полезными вражду и раскол среди христиан.
— Как же иначе, — усмехнулся старец. — Пока идет резня, воюющие наперебой обращаются к папе и кардиналам, покупая золотом их благорасположение. А когда люди живут мирно, зачем им обращаться к папе.
— Значит, признаются полезными волки, если они заставляют овец уважать пастыря! — с горечью воскликнула Нина.
— Только авиньонские святоши напрасно принимают нас за овец, — хмуро посматривая в окно, сказал трибун. — Он перевел взгляд на Волкано. — Так ты уверен, что жители Гаэты хотят присоединиться к Римской республике?
— Я был там и говорил со многими, — кивнул старик. — Весь город готов подняться против графа. Никколо Гаэтани ненавидят даже собственные вассалы. Начальник его канцелярии Анжело Малабранка перейдет на сторону римлян, как только вы пошлете войска.
— Графа Гаэтани поддерживают архиепископ и сам папа, — заметил Чекко Манчини. — Орсини и другие бароны требуют, чтобы были признаны его права.
— Мы признаем их лишь в том случае, если граф явится в Рим с повинной и присягнет в верности республике, — твердо сказал Кола. — А пока я объявлю его изменником отечества и конфискую принадлежащие ему римские владения. Папский фаворит нарушает законы и отказался драться со мной в честном бою. У нас есть все основания направить в графство Фонди войска. Мы силой заставим его подчиниться. Кстати, это будет уроком для других.
— Джордано и Пикколо Орсини вряд ли согласятся принять участие в кампании, — вмешалась в разговор Нина. — Ты же знаешь, их род связан с Гаэтани дружбой.
— Зато У Колонна с графом старые счеты. Не сомневаюсь, что юный Джанни Колонна охотно поведет римскую армию против врага своего дома. Впрочем, если он откажется, командовать могу и я. Хотя было бы лучше, чтобы бароны били друг друга.
