Римские вакации - [148]

Мы замерли как один, любуясь приятной картиной, но совсем некстати проявил инициативу Раис, тем самым всё испортив.

— К-хе, к-хе! — покашлял он и окликнул с интонациями завзятого лакомки: — Ау, дамочка!

Негритянка сдавленно ахнула, завозилась в окне как уж на сковородке и принялась вылезать обратно, отчего юбчонка задралась уж совсем несносно для изголодавшегося солдатского сердца, и даже смутно захотелось, чтобы вылезала она помедленней и с достойной плавностью. Но артистичной эротики не случилось — особа дёрнулась с вывертом и выскочила из окошка как намыленная.

Получив возможность нас увидеть, негритянка как-то утробно замычала, всплеснула руками да так и застыла в нервном ступоре женой Лота, ужасно пуча сверкавшие белками глаза и быстро покрываясь бисером крупного пота. Кроме юбчонки на девице имелся какой-то холщовый отдельно висевший на шее воротник с синими полосками, не особенно прикрывавший острые груди, торчавшие по-козьи. Внешность её оставляла желать всего наилучшего. Совершенно негроидные черты достойно подчёркивались широким приплюснутым носом с тёмными дырами вывороченных ноздрей и отвислой слюнявой нижней губой размером с хороший вареник.

— Ну здравствуй, Клепатра! — проникновенно молвил Серёга.

Негритянка вместо ответного привета оглушительно взвизгнула, отпрыгнула назад, отчего груди ее встряхнулись почти как крылья, с хлопком прижала ладони к щекам и с невнятным криком кинулась чесать вон, скрывшись в следующей комнате.

— На абордаж! — заорал Серёга и кинулся в погоню, распевая во всю глотку: — Ты, постой, постой, красавица моя!…

Мы постарались не отставать, и через пару комнат, даже не успев как следует разогнаться, вбежали в большой зал, полный народу. Народ, будучи во всём видимом количестве женского пола, тут же завизжал, хотя и не очень напористо, а как бы с некоторыми сомнениями в пользе подобных звуков. Мы по инерции успели выскочить на середину зала, где и остановились, принявшись изучать барышень, а заодно и комнатный интерьер. Между тем, наличествовавшие девушки, обнаружив, что на них вовсе не кидаются насиловать и грабить, визг свой умерили и примолкли, разглядывая нас настороженно как малые зверьки. Их было достаточно, чтобы сразу не сосчитать, и представляли они собой форменный интернационал.

Имелись негритянки, одеждою которым служил всё тот же юбочно-воротниковый наряд, открывавший перси. Были желтокожие черноглазки в белых полупрозрачных балахончиках. Присутствовали розовые девы вполне европейской наружности, наряженные в разноцветные туники, которые имели по бокам разрезы едва ли не до подмышек, и лишь широкие пояса не позволяли одёжке распадаться на две скоромные части.

Практически все девушки в смысле внешности были неплохи и даже эстетичны; лишь некоторые африканки — во главе с губошлёпной девушкой, которую мы имели удовольствие встретить первой — явно относились к непригожим чернавкам.

Девицы располагались по всему залу — некоторые вскочили со скамеек и стульчиков, некоторые оставались сидеть, но все они застыли напряжённо, как действующие лица в финальной части известной пьесы "Ревизор"; и лишь одна милая малютка с ланитами цвета сливочного мороженого и с кудрявой русой гривкой, сидевшая прямо на полу у стены и глядевшая на нас во все глаза, машинально дёргала струны сжимаемой в руках маленькой кифарки, отчего монотонно повторялась одна и та же заунывная музыкальная фраза.

В комнате натыкано было множество всякой мебели типа кушеток, стульчиков, комодов и этажерок, по углам стояли на мраморных подставках бронзовые фигурки богов, под ними в глиняных расписных вазах корячились полузасохшие букеты; на полу лежали толстые пёстрые ковры, одну стену украшала тяжелая богато затканная серебром занавесь; другую стену из полированного камня покрывали сложно резанные барельефы, на которых среди растительных замысловатых узоров выпукло выделялись человеческие тела, имевшие зверообразные личины с глубоко высеченными глазами, отчего казалось, что смотрят они на тебя пристально и неодобрительно. В одном из зверских глаз блеснуло влажно; я, заинтересовавшись, решил полюбопытствовать поближе, но споткнулся некстати об край ковра, а когда поднял голову, то каменный страшила пялился уже безо всякого интересного блеска.

Коллеги также зашевелились, преодолев полноту первых впечатлений, и стали разбредаться по залу.

Раис выскочил живчиком вперёд, в полном восторге захлопал себя по ляжкам и гаркнул:

— Эхма, девчонки, ужо повеселимся! — после чего, не найдя достойных словес для овладевших им чувств и желаний, смачно выкрикнул: — Трах-тибидох-тибидох!

Внезапно как чёрт из табакерки из-за кадки с пышной растительностью вылез маленький сморщенный старичок, похожий на гриб мухомор, как его рисуют в детских книжках. Старичок поправил странный свой головной убор с длинными наушниками, расшитыми красными крестиками, кашлянул сипло и с невыносимыми интонациями заправского плаксы запричитал:

— Сюда нельзя, нельзя сюда… Туточки её царственное величество Клеопатра с приближёнными!

— Но, но! — сказал ему Раис с превосходством и добавил многозначительно: — У нас билеты куплены! А царицу нам и надо! — после чего щёлкнул старичка по лбу и заорал счастливо: — А которая тут Клеопатра?! А вот сейчас угадаю!… — и пошёл шустренько наматывать по комнате суматошные круги, осматривая девушек зорким соколом, да с такой скоростью передвижения, что не успели мы ещё и сделать по шагу, а Раис уже шёл на третий круг.