Римские вакации - [149]

Старикан попытался засеменить следом, обречёно бормоча:

— Нельзя так, нельзя… царица у нас строгая, может и осерчать!

— Не боись, папаша, мы девкам серчать не даём! — находчиво переиначил Серёга, примериваясь к одной статной африканке как петух к червячку.

Джон вымученно сморщился, громогласно откашлялся, хлопнул в ладоши, вздел монументально десницу и после всех этих ахтунгов заговорил проникновенно и убедительно как народный целитель с безнадёжным, но богатым больным:

— Итак, дамочки, а также царевна Клеопатра! Со всей ответственностью заявляю, что мы не мародёры какие-то, типа легионеров там всяких, а, напротив, присутствуем тут с совершенно определённым и миролюбивым консенсусом и плюрализмом. — Джон прошёл на середину комнаты и встал там как добрый молодец, подбоченившись и выставив ножку вперёд. — Слышали громы, небось?… Наша работа! Мы согласно вашей религии есть эти самые…

— Громовержцы, — подсказал я.

— Сам знаю, — сухо отрезал оратор и продолжил: — И согласно своему статусу и нонсенсу громо… — Джон задумался, а затем просветлел, найдя собственный оборот, — …извергателей, пришли на помощь римлянам, по их нижайшей просьбе, естественно, чтобы победить врагов на поле брани, а так же и при приступе данного населённого пункта как то город Мемфис с благою целью освободить царевну Клеопатру… — Джон, не прерываясь, принялся прохаживаться и разглядывать свою аудиторию, между разглагольствованиями вполголоса и скороговоркой осведомляясь у каждой девушки: не она ли есть Клеопатра.

Двигался он навстречу продолжавшему носиться кругами Раису, отчего то и дело сталкивался с ним с чертыханиями.

— … Ну а в качестве достойного и заслуженного гонорара мы присудили себе приобрести… то есть, поиметь… то есть… в общем, всё здесь, — Джон плавно повёл вокруг рукой, показывая на стены, обстановку, а заодно и на барышень, стараясь не пропустить никого, — мы получили в своё, так сказать, покровительство, чем и воспользуемся всенепременно и безукоризненно!…

О том, что это покровительство распространяется только на пару дней, Джон предусмотрительно не упомянул.

— Не боись, красавицы! Всё будет хорошо, всё чётко! — добавил Серёга, прохаживаясь подле девиц. — Мы ребята ушлые, с нами не пропадёшь!

Внезапно из-за занавеси прозвучал серебристый звон.

Мухомор встрепенулся и, воскликнув:

— Это… сейчас… царица Клеопатра кличет! — кинулся на звук, раздвинув занавесь, которая, как оказалось, прикрывала широкий проход в следующую комнату.

— Клеопатра? — удивился Раис. — Стало быть, нет её тут… — и, насупившись, спросил девиц: — А кто же вы тогда будете?

— Мы прислужницы, прислуживаем царице, — смущённо объяснила блондинка с греческим профилем, потупившись и теребя пояс.

— Ага! — принял к сведению Раис и уточнил: — А как числитесь: вольнонаёмные или из рабского звания?

— Рабыни мы, — покраснев, сказала блондинка.

— Ишь ты! — обрадовался Раис и прошёлся ещё разок среди девиц, заложив руки за спину и поглядывая на них совсем по-хозяйски.

Лёлик бочком подошёл к светленькой малютке с кифаркой и, украдкой приглядываясь, спросил застенчиво:

— А откуда будете?

— Из Греции… Нас тут много из Греции… — мило потупившись, пояснила та прозвучавшим как колокольчик голоском.

— А как тут оказались? — продолжил расспросы Лёлик, украдкой пытаясь заглянуть барышне за пазуху.

— Меня ещё маленькой пираты захватили… В Египет и продали… — барышня горько всхлипнула и стала совсем грустна.

— А откуда так хорошо по-латински знаете? — спросил Лёлик, присаживаясь рядом на корточки.

— Когда повелительницу нашу Клеопатру учили, так и мы учились, — пояснила малютка, а потом трогательно пожаловалась: — Когда она плохо училась, так нас за это палками били.

— А почему вас? — удивился Лёлик.

— А её нельзя. Она царица, — сказала барышня и тренькнула по струнам, произведя звук печальный и томительный.

Занавесь откинулась, и оттуда выглянул старичок-мухомор. Театрально помедлив, он церемонно поклонился и заявил:

— Угодная богам царица Египта Клеопатра соблаговоляет соизволить принять вас для аудиенции.

— Ишь ты! — покачал головой Серёга. — А куда ж она денется?

Преодолев занавесь и пройдя вслед за старичком через пустую комнату, мы вошли в хорошо освещённый зал, в конце которого имелось возвышение, укрытое пёстрым ковром. На возвышении стоял золочёный стул с прямой спинкой. На нём сидела молодая особа и смотрела на нас пристально. В глубине её больших серых с голубым звездистым просверком глаз под тяжёлыми тёмными веками с длинными как крылья тропической бабочки ресницами мерцали завораживавшие огоньки.

Мы замерли перед возвышением, разглядывая известную по многочисленным произведениям литературы и искусства историческую личность.

Отливавшие медным блеском тёмно-рыжие с ровно постриженной чёлкой волосы, завитые искусно на висках в крупные локоны и прижатые диадемою в виде змеи с крупным зелёным самоцветом в пасти, мягко обтекали нежный овал лица с детской округлостью маленького подбородка. Сквозь мраморную матовость кожи розово просвечивал лёгкий румянец. По припухлым губам скользила улыбка, почти неуловимая и оттого волновавшая на той грани смысла, когда в ней можно прочитать всё, что угодно.