Рим: история города - [34]

вернулся в кресло премьер-министра Италии. Его политическими союзниками, как и в первом правительстве 1994 года, остались Джанфранко Фини и Умберто Босси, лидеры соответственно неофашистов и сепаратистской партии «Северная лига». Каждый возглавляет движение, исповедующее воинствующие, крайне правые взгляды, получает активную поддержку самых реакционных кругов итальянского общества, и не только. Согласно опросам общественного мнения, Фини был единственным популярным политиком конца 1990-х годов. Внучатой племяннице дуче, Алессандре Муссолини, представителю неофашистской партии от Неаполя, прошлая слава ее семьи не помешала сделаться активным современным политиком. Недавно я был поражен: мужчина лет пятидесяти пяти гонял на мотоцикле по центральной площади города и без тени смущения распевал во все горло «Джовинецца!» — старый фашистский гимн. Берлускони слишком осторожный политик: он не позволит союзникам нарушить планы.

Предпочитая быть председателем совета министров, а не премьером, Иль Кавальеро не пытается скрыть свое неприятие конституционного статус-кво. Четвертый по значимости после президента республики и председателей двух палат парламента, Берлускони стремится к президентству, устроенному на манер американского. Как Муссолини в свое время обязан был по конституции подчиняться королю, так и Берлускони должен сейчас подчиняться многоуважаемому президенту Италии Карло Чампи. Сможет ли Берлускони выкинуть трюк и, встав во главе государства, получить настоящую власть?

Я разговаривал с римским журналистом Альдо Парини, работавшим в газетах в середине XX века. По его словам, Бенито Муссолини будто бы размышлял о судьбе Кола ди Риенцо. Дуче был склонен к суеверию. «Видите, я не ношу колец, а потому со мной этого не случится». Он ошибался, а стало быть, могут ошибаться и другие.

Глава седьмая Папы в миру. Бронзы Филарета

Я не видел ничего равного потрясающей красоте его жеста, когда он поднялся, возможно, чтобы благословить пилигримов, и, совершенно точно, — меня.

Оскар Уайльд о папе Льве ХIII

Ранним вечером 8 декабря, в день праздника Непорочного зачатия, папа каждый раз является народу. Понтифик проезжает в своем лимузине по фешенебельной виа Кондотти (обычно закрытой для автомобильного движения) и выходит на площадь Испании, знаменитую во всем мире: ведь здесь начинается Испанская лестница (если считать снизу). Папа проделывает это путешествие не для того, чтобы купить хризантемы в знаменитом цветочном магазине, и уж, конечно, не для того, чтобы заказать бигмак в «Макдоналдсе». Его цель — памятник напротив дворца испанского посольства (посольство и дало название площади). Памятник этот — колонна, увековечившая догмат о Непорочном зачатии. Речь не о том, о чем подумают многие христиане. К рождению Иисуса это отношения не имеет. Речь идет о зачатии самой Марии. Родители Марии, Иоаким и Анна, были благочестивыми евреями. Бездетные старики, как и во многих других иудейских мифах, были вознаграждены ребенком после паломничества, предпринятого Иоакимом. Мария, в отличие от других людей, была безгрешной, ибо необходимо было подготовить ее в качестве сосуда для инкарнации Божественного Слова, самого Христа.

У папы Пия IX был самый долгий понтификат (1848–1876). Поклоняясь Марии и особо ее выделяя, папа постановил, чтобы распространенное мнение о непорочном зачатии Богоматери сделалось догматом римской католической веры. За обнародованной в 1854 году буллой последовала продолжительная серия тщательно подготовленных теологических дебатов. Этой теме посвятили один из залов Ватиканского дворца, что запечатлено в его убранстве. Сейчас можно увидеть, как выглядел папский двор в реакционном климате Рима XIX века. Колонну установили в 1857 году.

Прошло более ста лет, и римские пожарные стали помогать ежегодному празднованию этого события: они предоставляют свою лестницу. Не для того (к сожалению), чтобы по ней поднялся сам папа и венчал статую Марии гирляндой, а для того, чтобы, по его благословению, это сделал за него дюжий pompiere[31]. Когда в 1989 году я посетил это мероприятие, выдался не самый приятный декабрьский день. Было промозгло, шел мелкий дождь. Плохая погода не помешала, однако, народу окружить всю площадь в три ряда. Прямо передо мной стояла крупная американка. Она без умолку и очень громко говорила со своими друзьями, комментируя все подряд — от появления пожарной лестницы и пожарных до фасада «Макдоналдса». Из ее разговора стало ясно, что она не католичка, да и не слишком хорошо информирована. После того как прошла вечность (а может, и час), на площадь выкатилась вереница черных лимузинов, и на заранее уложенный красный ковер ступил человек в белых одеждах. Американка пришла в неистовство. В моих ушах до сих пор звучит ее голос, он отражал волнение подростка-фаната на рок-концерте: «Посмотрите, маленький папа! Маленький папа!» То ли она предполагала увидеть большого папу, то ли одновременно несколько маленьких? Этого я так и не узнаю.

В начале 1950-х в книге «Живой Рим» Кристофер Кининмонт описывает эпизод подобного религиозно-туристского ожидания: