Рики Макарони и Пятое колесо - [7]

Однако воевать с Рози он больше не собирался. Конечно, в отличие от него, еще далеко не весь «Хогвартс» осознал, какая она милая девочка. Впрочем, по мнению Рики, сын дяди Гарри, Джим, был ничуть не лучше, однако в итоге он и с ним подружился. И к последнему курсу как‑то так получилось, что врагов у него в «Хогвартсе» почти не осталось. Недоброжелатели — да, но и те давно ничего не предпринимали и совершенно не стремились растрезвонить тайну его происхождения, о которой, между прочим, знали все трое.

Сам Рики снова считал себя собой и тихо наслаждался тем, что наконец‑то мозги встали на место, крыша больше никуда не едет и даже не шатается. А полная ясность в отношениях с Дан способствовала достижению необыкновенной безмятежности, словно у него всю жизнь была исключительно чистая совесть. Дан была его самым старым другом, и — гораздо лучше всех старых друзей, коих обрел за долгие годы борьбы за власть лорд Волдеморт.

Рики убеждал себя: то, что теперь некоторые из них на него здорово обиделись, вовсе не его вина. Мог ли он сказать им нечто такое, что смягчило бы их? Кто знает. В любом случае, он и радовался, и волновался за тех, кто выбрал свободу, гораздо больше, чем за тех, кто выбрал покой и явился в Министерство магии.

О разговоре с крестным отцом родители его не расспрашивал, но это вовсе не означало, что ничего не нужно объяснять. Поэтому Рики не удивился, когда вечером к нему постучал отец и спросил, есть ли у него время для разговора.

— Дядя Гарри ничего особенного мне не сказал, — уверил Рики, после того, как пригласил его войти. — Так, говорил о разных предосторожностях. Он, наверное, от меня ждет, чтобы я вам объяснил, почему опасно выходить из дома.

Но Диего Макарони быстро отмахнулся.

— К этому мы уже привыкли. Я хотел спросить насчет Петрарки, которого я тебе дал. Ты уже так много прочитал, — заметил он, кивая на закладку в книге.

Рики понадеялся, что отец не заметит небольшой сой пыли на обложке, поскольку он уже два дня книгу не открывал. Ему было неловко признаться отцу, что он не так уж впечатлен классическими любовными сонетами. Однако Диего Макарони как будто не слишком этим расстроился.

— Я примерно этого и ожидал, — сказал он. — Теперь время другое. Молодежь скептически фыркает на классику, это понятно. Просто, в твоей школе совсем не уделяется внимания тому, что я называю художественным просвещением. А я не хотел бы, чтобы ты забросил чтение.

Рики почувствовал, как щеки обдало жаром. Да уж, неловко! Не зря, должно быть, Дан еще в младшей школе поддевала его: быть сыном культурных родителей, которые водят в театр и читают сказки на ночь, кое к чему обязывает. И сейчас Рики под изучающим взглядом отца переживал стыд, хотя обычно не придавал значения даже своим рисункам, да и не чувствовал себя таким уж безграмотным. Хотя, бесспорно, он проигрывал в сравнении с Лео — вот кто постоянно читал. Лео давно уже самостоятельно находил для себя новые детективы. И, Мерлин, помнится, одно время даже Артур Уизли утонул в фэнтази, от души критикуя представления магглов о колдунах! Рики мог гордиться тем, что пристрастил друзей к этой «забаве очкариков». Зато сам, особенно в школе, в лучшем случае монографии о поганках читал построчно, а не по диагонали.

— Больше я не ждал ничего другого, — продолжил Диего Макарони, взглядом давая понять, что ждет ответа.

— Ясно. А я думал, что должен найти у себя похожие чувства, — сказал Рики. — И, честно, мне то и дело все эти переживания казались глупыми.

Диего Макарони едва заметно посуровел.

— Сильные чувства должны вызывать уважение. Даже если тебе они кажутся странными, — мягко, но категорично заявил отец. — Я, пожалуй, тоже не способен так вот ходить вокруг да около. Но не всегда возможно разложить все по полочкам, чтобы оно выглядело разумно. Жулики это отлично умеют. А вообще, чем я дольше живу, тем более убеждаюсь, что человек — существо вовсе не разумное.

— Согласен, — улыбнулся Рики.

— Это я к тому, что других мы критиковать горазды, а сами ведем себя не менее глупо и в упор этого не видим. Я вот раздражался на Гарри, на его тайны и предосторожности, на то, как он все затягивает, — судя по тону, мистер отец и сейчас продолжал питать подобные чувства. — А сам который день собираюсь поговорить с тобой о будущем, и все откладываю. Я, конечно, не очень понимаю, чем ты собираешься заниматься как колдун.

Представления Рики на этот счет тоже не отличались четкостью, хотя, он по–прежнему был преисполнен решимости участвовать в диалоге колдунов и обычных людей. Так он и сказал.

— Между прочим, рассуждения Петрарки о благе народа мне нравятся больше, — добавил Рики.

— Да. На самом деле, каждый в начале пути стремится распланировать все наилучшим образом, чтобы сделать все правильно, — согласился отец. — Мне гораздо спокойнее, когда я вижу, что вы с Питом не так самодовольны, как большинство молодых людей с наполеоновскими планами.

Рики на это лишь пожал плечами.

— А мне неспокойно, что я пока вообще ничего не планирую, — признался он. — Я не уверен, как именно все это дальше будет, хотя, как ты говоришь, хочется все сделать правильно. И так у меня с прошлой жизни предостаточно косяков, с которыми еще предстоит разбираться.