Это было тем мучительнее, что для такого отношения не имелось абсолютно никаких причин. Рики помнил, каким мерзким по сути и высокомерным типом был родитель Тома Реддла. Однако, когда он спросил, не его ли, Волдеморта, ненависть проявляется таким образом, зловредная сущность лишь многозначительно хихикнула, повергнув Рики в состояние еще большего смятения и неустойчивости.
Такое положение дел было мучительно для Рики. Он, как никогда, нуждался в своем отце, но не мог к нему даже приблизиться. С недавних пор в нем поселился страх, что Лорд все же, пользуясь его приступами злости, которая всегда была сущностью Волдеморта, возьмет верх, и тогда он, Рики, потеряет контроль и причинит вред близкому человеку. К счастью, Диего Макарони, похоже, в чем‑то понимал состояние сына и не искал его компании.
Однако Диего Макарони, как и мама, тоже не мог оставить без внимания сына, которого постигло такое несчастье, как Назойлик. Для разговора он выбрал время, когда Рики, следуя совету брата, воскрешал особенно хорошие воспоминания своей нынешней жизни. Надо сказать, результата он достиг не самого радужного: упорно полезли мысли, что он ничего подобного вовсе не заслужил.
А ведь на самом деле, к нему хорошо относились не только люди. Рики даже полез в сундук, и как раз рассматривал медальон, поднятый для него со дна Средиземного моря эксцентричной старой русалкой по имени Барон. Холодный камень оттягивал руку, солнце играло в красивой загадочной резьбе, а владелец украшения кисло рассуждал о том, что скажет Барон, когда узнает про Назойлика, и сообщили ли ему об этом уже. «Скорее всего, нет, — логично заключил Рики, — ведь, кроме меня, некому было с ним разговаривать на языке русалок». Осознав тяжкое бремя того, что ему самому придется во всем признаться, Рики задумался о том, как бы он сам себя повел на месте своих друзей.
В комнату постучали. Он пригласил войти, и обернулся, чтобы поглядеть, кому он понадобился.
Его взгляд встретился с взглядом отца. Диего Макарони не пытался улыбаться и делать вид, что все хорошо, поэтому у его сына не было оснований для раздражения. Но странное чувство, которого он не понимал, вновь резко обозначилось в сознании Рики. он постарался избежать прямого взгляда на отца, который, впрочем, и не настаивал.
— Ищешь другие воспоминания? — спросил он, садясь напротив.
— Это подарок русалки, — невыразительно произнес Рики. — Возьмешь?
— Насовсем — нет, конечно, — ответил отец. — Это ведь твоя собственность.
Все время, пока Диего Макарони рассматривал камень на просвет, юноша пытался разобраться, что же именно заставляет его отдаляться от человека, которого он всю жизнь любил и которым восхищался. Но теперь в душе метались, попадая в фокус попеременно, лоскуты чувств, одно другого хуже. Одно из них было очень похоже на то, что, несомненно — испытывал Лорд — он никому не позволил бы чувствовать себя хорошо в своем присутствии, а в душе человека, сидящего напротив, не разворачивался ад, и это было предметом черной зависти. Остальные ощущения Рики предпочитал не изучать.
— Это кварц, — сказал, наконец, отец. — Потрясающее мастерство. Камень очень трудно поддается обработке.
— Как и я, — вырвалось у Рики.
Он отлично знал, что отец ни на что подобное не намекал.
— Это не имеет значения, — ответил Диего. Рики сжал кулаки, чувствуя, что в нем поднимается нечто темное и страшное.
— Я чувствую себя недостойным быть твоим сыном. Уходи, пожалуйста, — попросил он.
«Лучше скажи правду. В тебе клокочет такая ярость, что ты жаждешь разрезать его на куски кинжалом», — вкрадчиво заметил Волдеморт.
«Это лучше для тебя, а не для меня». Но, хотя Рики понимал это, все его состояние Лорд описал очень точно.
— Я верю в тебя, — сказал напоследок Диего Макарони, прежде чем закрыть за собой дверь.
Рики с усилием втянул в себя воздух. Враждебность, которую он старательно подавлял, вырвалась в том, что парень с размаху вдарил кулаком по подушке.
«Какой нехороший мальчик. После всего, что он для тебя сделал. Не вытравить дрянные задатки хорошим воспитанием», — в голове Рики раздались звуки, напоминающие порицающее цоканье языком.
«Я сам не понимаю, почему я так чувствую», — отмахнулся он, и только потом сообразил, что с зловредной нечистью свои переживания обсуждать, вообще‑то, не следует.
«Хочешь, объясню?».
Пока Рики колебался, Лорд не терял времени. Рики словно оцепенел, и тогда Назойлик начал услужливо показывать ему что‑то наподобие фильма. Эта способность знать его прошлое неприятно поразила Рики. «Тогда мы были одним», — не преминул пояснить Волдеморт. Но Рики уже проваливался в воспоминания.
…Он в доме Арабеллы. В воздухе витает ощущение скорой кончины, сама Арабелла подтвердила это. Рики ждет папу, с какой‑то детской верой в чудо. О, отец все исправит, он все может. И он приезжает. Но Арабелла умирает все равно.
В тот момент он, конечно, не осознавал ничего подобного, но теперь вдруг отчетливо понял, что да, это так! В волнении Рики вскочил с кровати и принялся ходить взад–вперед по комнате. Мистера Лапку это очень устраивало; он то и дело бросался ему на ноги из засады.
