Ричард Львиное Сердце - [104]

Они — для воспитанных.

А чернь городская

Оставайся в ограде!

И так далее, на множество строк, сцеплявшихся между собой: конец шестой строки рифмовался с пятью последующими строками. Но Жиль ровно ничего не понимал в искусстве южных менестрелей, да если б и понимал, так взвинтившая его возбужденность прогнала бы последнюю его сообразительность. При словах «Оставайся в ограде», он вошел и бойко двинулся вперед. Ричард заметил его и поднял руку, продолжая отчеканивать свои рифмы:

Е las claus sou de prejar:

Ab eel obron li cortes.

Тут произошел небольшой перерыв. Совсем мрачный Жиль двинулся на шаг вперед; и опять поднялась отстраняющая рука Ричарда:

Dedinz la clauson qu'i es

Son las mazos dels borges

Все выше подымался голос за новыми рифмами; все веселей и веселей витали звуки. В песне «Li Chastel d'Amors» было двенадцать строф; король Ричард, углубившись в их музыкальное сочетание, пропел их все до конца. Наконец, он остановился и спросил:

— Ну, Герден, что тебе тут надо?

Жиль выступил на шаг-другой вперед, придвинулся еще шага на два, потом еще и еще, скачками. Когда он подошел настолько близко, что можно было разглядеть, что у него в руке, король встал. Жиль заметил, что у него на ногах кандалы, впрочем, настолько легкие, что они не мешали ему двигаться. Ричард сложил руки на груди и промолвил:

— О, Герден! Какой же ты дурак!

Жиль захлебнулся от ярости и бросился на своего врага. Он был ниже ростом, но крепко сложен; в его железных руках был зажат нож, а в сердце клокотала ярость; главное, он был свободен. Как только подошел он к Ричарду, тот хватил его в подбородок так, что он отлетел далеко. Но вот Герден опять подобрался; губы его дергались; глаза сузились, как щелки. Сжимая нож в руке, он оперся спиной о стену, чтобы перевести дух.

— Ну, довольно с тебя? — спросил его Ричард.

— Да, волк ты этакий! — отозвался Жиль. — Я обожду, пока стемнеет.

— Думаю, к тебе это больше идет! — пояснил король, опять садясь на постель.

Герден прикорнул у стены, не спуская с него глаз. Прошло с час. Ричард все лежал на постели, вытянувшись во весь рост и мурлыча про себя песенку. Затем Жиль мог убедиться, что он уснул. Слезы выступили НА глазах Гердена. Вот он совсем всплакался:

«О, Дева Мария, Дева Мария! Почему я не могу убить этого ледяного беса, а не короля? Может ли быть такое отродье на земле, чтобы спать с ножом у горла?» Жиль встал на ноги и подошел взглянуть поближе на спящего; но он знал, что не в состоянии будет убить его. Непрерывно шагая по комнате, он раза два Проходил мимо, но на третий его так и тянуло подойти К самой постели. Иной раз его длинный нож сверкал в воздухе, он поднимал руку, но снова опускал ее в отчаянии.

«Если он не проснется, придется так и уйти, — рассуждал он сам с собой. — Не могу я этого сделать, когда он спит».

Наконец он уселся на пол, у стены.

Становилось темно. Он чувствовал теперь, что устал: ему дурно, все кругом вертится. Он поник головой и заснул. Проснувшись с громким всхрапом, он увидел, что вокруг него кромешный мрак. Вот когда пора! Сам Бог не разглядит его. Он повернулся и осторожно пополз вперед, огибая край кровати. С трудом встал он На колени и закинул голову назад.

— Жанна! Оторванная от моей души! — зарычал он И со всей силы хватил ножом.

В тот же миг король Ричард, как кошка, прыгнул на него сзади, дернул его за волосы и давай вертеть его уши до того, что они захрустели.

— Ах ты, подлый щенок! Ублюдок! Нормандская белокровная саламандра! Клянусь стопами Божьими, заколочу я тебя до смерти за это!

И Ричард исколотил его до того, что кровь хлынула у него из ушей; потом разложил его у себя на коленях и, как школьнику, исполосовал ему всю спину ножкой от стула. Такая унизительная расправа имела и унизительные последствия. Жилю представилось, что он опять монастырской школе, и ему спустили штанишки.

— Меа culpa, mea culpa (виноват)! — заревел он. — Ваше преподобие! Сжальтесь надо мной, простите!

Наконец, Ричард выпустил его из рук и швырнул на постель.

— Реви, покуда не заснешь, шут гороховый! — проговорил он. — Осел ты преблаженный! Я уж два часа как слышу, что ты храпишь, сопишь и во сне ворочаешь своим ножом. Спи, человечек, спи! Да только помни: чуть ты зашевелишься опять, я снова отдую тебя.

Жиль заснул и проспал до бела дня, пока не заслышал голос короля Ричарда, требовавший, чтоб ему подали завтрак.

Тюремщик явился, весь бледный, бормоча:

— Тысячу раз прошу прощенья, государь! Тысячу раз прошу…

— Неси скорей поесть, Дитрих! Да позови цирюльника, — перебил его Ричард. — Ну, а когда эрцгерцогу вздумается еще подослать убийцу, пусть он выбирает такого человека, который знал бы свое дело, а этот — сущий пачкун! За мою память он уже третий раз дал промах. Ну, убирайся прочь!

А Жиль лежал ничком на постели и представлял собой противную картину. Королю подали завтрак — кружку вина и кусок белого хлеба. Цирюльник подровнял ему бороду, причесал волосы, одел его во все чистое. Затем, отослав своих слуг, король, как кошка, подкрался с другого конца комнаты к постели и хлопнул Жиля сзади так, что тот подскочил на воздух.