ВСТУПЛЕНИЕ
ЧТО ГОВОРИТ АББАТ МИЛО ПО ВСЕМУ СВЕТУ ПО ПРИРОДЕ ЛЕОПАРДА
Мне нравится описание леопардов, сделанное этим почтенным человеком [1], и, по мне, оно может пригодиться нам гораздо больше, чем вы думаете. Мило был картезианец [2], настоятель монастыря Сосновской Божьей Матери близ Пуатье. Он отличался тем, что по гроб жизни был другом такого человека, который дружил лишь с весьма немногими. Про него можно сказать наверно, что вообще он знал о леопардах столько же, сколько и всякий другой в его время и в его стране, но личные его познания были более основательны.
"У вас в книгах, — говорит он, — пишется, что Леопард — отпрыск Львицы и Парда; и, если допустить, что реалисты[3] хоть сколько-нибудь правы, то уже самое его название устанавливает этот факт. Но мне кажется, что его скорее следовало бы назвать Леолуп, то есть рожденный волчицей от льва, ибо в нем живут два естества, две породы. Такова природа леопарда: это — пятнистый зверь, в котором живут две души, — одна мрачная, другая светлая. Он сам черен и золотист, увертлив и силен — словом, кошка и собака. Голод гонит собаку на охоту: и с леопардом то же. Страсть подстрекает кошку: и с леопардом то же. Кошка самостоятельна, и леопард тоже. Собака еще повинуется малейшему кивку человека: леопард точно также может повиноваться человеку. У леопарда такая же мягкая шерсть, как у кошки. Ему тоже нравится, чтобы его гладили, но, при случае, он, как и кошка, способен оцарапать своего друга. Теперь еще вот что. Его неустрашимость, опять-таки, чисто собачья: он не знает страха идет прямо к цели, и его от нее не отвлечь, но он злопамятен. Благодаря своим кошачьим свойствам, он осторожен и предусмотрителен, падок на лукавство и измену, не слушается советов и держится своего мнения. Словом, леопард — животное своенравное".
Это любопытно и, пожалуй, верно. Но смотрите, что он говорит дальше:
"Я знал человека: то был мой дорогой господин, великий король. Он к гербу Англии прибавил леопардов. Это было ему более к лицу, чем его отцу: он сам больше походил на это изображение. О нем-то я и собираюсь начать свое повествование — о том великом муже, в котором боролись два разных естества, как в двух совершенно разных людях, и о котором спорили две различные судьбы. Ему пели хвалебные гимны и его же презирали, его ненавидели и любили; он сам являлся то расточителем, то скрягой, то королем, то нищим, то рабом, то свободным, то богом, то простым смертным. О нем-то — о короле Ричарде «Да и Нет» [4], которого так прозвали (а потом перестали прозывать) — и пойдет моя речь".
Так-то издалека, с большим мудрствованием и с немалым разглагольствованием, Мило начинает плести канву своего рассказа. Как видите, он подвержен слабостям своего возраста и потому считает долгом «начинать с начала». Не таков наш обычай. Позади нас немало времени, мы сознаем, что свет богат жизнью, и можем поручиться, что уже много переварено нами. Мило, конечно, имеет свои заслуги, как всякий правдивый летописец. Он хорош сам по себе, да и недурная приправа к тому, чем вас, читатель, будут потчевать. Впрочем, так как мы имеем дело с королем Ричардом, то можете запускать руку в сумку аббата лишь за десертом, а обед предоставьте уж приготовить мне.
Глава I
О ГРАФЕ РИЧАРДЕ И О НОЧНЫХ ОГНЯХ
Я намерен рассказать, как Ричард, граф Пуату, мчался напролет целую душную ночь, чтобы повидаться с Жанной Сен-Полъ в последний раз. Это свидание было назначено самой леди; он же ехал в своем самом горячем Нет, не заботясь о том, будет ли то в первый или последний раз — лишь бы только опять ее узреть. Для отпущения якобы грехов своего господина, в сущности же, как он сам думал, чтобы рассчитаться с собственными грешками, ему сопутствовал аббат Мило — если можно назвать спутником человека, который отстает от своего доброго товарища в кромешной тьме ярдов на сто.
Их путь был далек, и лежал он через долину святого Андрея, самую мрачную часть нормандских болот. Путники ехали со скоростью Ричарда — отчаянным галопом; а цель (опять-таки Ричардова), дрожащая точка, ясно мерцала вдалеке. Граф Ричард знал, что эта точка — факел Жанны, и не видел никакой другой искорки; но Мило, которому мало было дела до дамы, скорее обращал внимание на мелькавший порой огонек, озарявший северное небо.
В ту ночь природа не зажигала вовсе своих светильников и ни единым звуком не заявляла о себе — ни криком ночной птицы, ни шорохом испуганного зверя. Не было ни ветра, ни дождя, ни росы — ничего, кроме духоты, мрака и угнетающего зноя. Высоко над песчаным гребнем, где находилось место позорной смерти — Могила Утопленников, — одинокий факел бросал постоянный свет; и там же, впереди, к северу, на горизонте виднелась полоска трепетавшего пламени.
— Господи, помилуй несчастных! — проговорил граф Ричард, пришпоривая своего коня.
— Господи, помилуй меня грешного! — проговорил запыхавшийся аббат. — Все кишки мои растрясло.
Наконец они прошли каменистый брод, добрались до сосен и поехали вверх по тропинке, залитой светом, струившимся из Темной Башни.
В довершение всего, путники увидели владелицу замка с факелом, который она держала над головой. Они натянули поводья. Она не шевельнулась. Ее лицо было бледно, как луна; ее распущенные волосы отливали светом, словно на них был надет золотой убор. В ночной темноте она ярко выделялась своей белой одеждой и казалась выше ростом, чем была или могла быть на самом деле. То была Жанна Сен-Поль, Жанна Чудный Пояс, как звали ее друзья и возлюбленные. А для нее вот уже около двух лет весь свет заключался в нем одном — в самом румяном, в самом высоком и самом холодном из всех анжуйцев.