Резня в ночь на святого Варфоломея - [12]

Злоупотребления Римской Церкви, костность преподавателей-теологов, живущих в замкнутом мире, изобретение книгопечатания, распространения свободомыслия, взаимная нетерпимость, опустошения, вызванные бесчисленными войнами и вторжениями, чересчур поспешный мир, экономический кризис и гибельная налоговая политика, недостатки и слабости государя, доверившего свой скипетр горстке фаворитов и возвысившего одни семьи феодалов в противовес другим, все это способствовало тому, чтобы в самом централизованном королевстве Запада сложилось положение, еще недавно немыслимое. Еще никогда со времен Жанны д'Арк единство Франции не оказывалось настолько под угрозой.

4 Правительница Франции

В течение Рождественского и Пасхального постов 1559 г. проповедники гневными возгласами колебали стены церквей. Экзальтация, до которой они доводили толпу, доказывает, какое давление оказывалось на короля, прежде намеревавшегося вести либеральную политику. Раздавались вопли: «Смерть лютеранам!» Народ «искал жертвы для мщения наугад, жаждал убивать, и неважно кого. Один студент у церкви Св. Евстахия имел несчастье рассмеяться во время проповеди. Некая старуха заметила и указала на него. Он был убит в один миг».²⁷ В марте жуткие сцены разыгрались в церкви Невинноубиенных младенцев. Там убивали не глядя, в частности одного дворянина-католика и одного каноника.

^{Париж в XVI веке}

2 июня появился Экуанский эдикт, подлинное объявление войны, после которого протестантам не осталось иного выбора, кроме как между бегством и мятежом. Чтобы применить подобный закон, требовались магистраты, рвение которых не вызывало подозрений. Итак, Парламент не скрывал более своего снисходительного отношения к новым идеям. Президент Парламента Антуан Фюме вызвал аплодисменты, страстно критикуя Церковь. Он заключил, что требуется собор, дабы исправить заблуждения еретиков.

Генрих II, крайне взволнованный, велел Парламенту, дабы тот осуществлял внутреннюю цензуру, названную меркуриальной. Вследствие бурных дискуссий магистратов назревала потребность во вмешательстве. Король лично явился тогда в Парламент с коннетаблем и Гизами. Хранитель печати предложил советникам высказывать мнения. Но наивный властитель не добился желанного повиновения.

Не вызывающие подозрений католики (Сегье, Арле) страстно отстаивали прерогативы парламентариев, Клод Виоль и Луи дю Фор требовали созыва собора. Затем Анн дю Бург, недавно помиловавший четырех осужденных в Тулузе еретиков, произнес дерзкую речь, где бичевал развращенность известных прелатов (подразумевался кардинал Лотарингский) и взял под защиту протестантов: «Не виновны в оскорблении Величества те, кто упоминает короля в своих молитвах, кто желает восстановить Церковь, которая рушится. Или кто-то полагает, что это пустяк — осуждать людей, которые из пламени призывают Иисуса Христа? Результат моих изысканий таков, что доктрины лютеран подтверждены Писанием, в то время как папские основаны лишь на человеческих представлениях».

Дю Бург требовал созыва «доброго, святого и свободного собора». А пока он не состоялся, надлежит отсрочить казни верующих, «исключая анабаптистов, серветистов²⁸ и прочих еретиков». Это ограничение, исходившее от мученика на вершине могущества, показывает, насколько тесны были тогда границы терпимости.

Король вне себя собственноручно вырвал из протокольной книги листы, на которых должны были быть изложены эти заявления. После чего приказал коннетаблю лично арестовать Дю Бурга и Дю Фора. Наутро Фюме, Дю Ферьер и некоторые другие также были заточены в Бастилию.

Месяц спустя протестанты славили справедливость Божью. Генрих II умер, получив в ходе схватки на копьях удар в глаз от Монтгомери, капитана шотландской гвардии. Перед тем как скончаться, он совершил непростительную ошибку, призвав Филиппа II стать защитником его сына и его народа. Король испанский получил, таким образом, великолепный предлог вмешиваться в дела Франции.

Новый монарх, Франциск II, был совсем юнцом, скудоумным, необузданным, нездоровым, рабом прекрасных глаз Марии Стюарт. Большего и не требовалось, чтобы монархия скатилась к тому уязвимому состоянию, до которого ее традиционно доводит несовершеннолетие властителя. Как правило, в таких обстоятельствах большие вельможи возвращаются к феодальным порядкам и стремятся развалить все, что сделано династией для централизации. Предоставив всю полноту власти Гизам, дядьям своей супруги, король не мог не побудить их вспомнить свой давний замысел, который грозил конфликтами убеждений, финансовым развалом и общим несогласием в стране. Даже иноземец содрогался от надежды и вожделения. «Полагаю, настал благоприятный миг для всех тех, кто желает посчитаться с Францией», — писал английский посланник Трокмортон. Как и его испанский коллега Шантонне, он готов был, не жалея усилий, вбивать клинья раздора.

У Гизов не было недостатка в политических и военных дарованиях. Но, помышляя в первую очередь о могуществе своего дома, они вели себя с первых дней как вожди партии, осыпали благодеяниями свою клиентелу и портили настроение принцам крови, высшей знати, значительной части населения. По великолепному выражению герцога де Леви-Мирпуа, государство сделалось необъявленной республикой, не имевшей преимуществ ни провозглашенной республики, ни твердой монархии.