Резня в ночь на святого Варфоломея - [11]
Имело место и другое. Они осознавали, что своим положением они не обязаны никому и ничему кроме себя; стало быть, «любое посредничество или заступничество их раздражало, уязвляло одновременно их гордость и чувство ответственности. То была гордость торговцев, встречающихся лицом к лицу, человек с человеком. Провозгласив, что лишь вера оправдывает, Реформация вызвала у них новое и глубокое удовлетворение».>25
А затем Кальвин отверг тезис отцов Церкви, по которому «великая добродетель в добровольной бедности»; он оправдал взимание процентов, прежде считавшихся грязным обычаем, присущим только евреям; он заявил, что «это особая милость Божия, когда нам дано оценить и выбрать то, что для нас выгодно». Высшая деловая буржуазия, банкиры, среди которых оказалось немало итальянцев, осталась тем не менее привержена католицизму. Реформация прежде всего утвердилась в низших слоях буржуазного класса: среди коммерсантов, аптекарей, медиков, адвокатов, нотариусов, прокуроров. Осуждения 1559 г. смешали мелкую буржуазию с ремесленниками; торговцев, ювелиров, галантерейщиков со слесарями, сапожниками. Коробейника сжигали рядом со студентом.
К 1555 г. обнаружилась важная перемена. Высшая судебная инстанция, главная опора правосудия, Парижский Парламент, больше не был надежен. После тридцати пяти лет непримиримого отношения к ереси он дозволил ей проникнуть в его стены. Причины столь поразительного развития событий многочисленны и сложны. Вспомним о гуманизме, распространившемся среди этого утонченнейше образованного класса, и ту надменную независимую позицию, которую демонстрировали магистраты лицом к лицу с монархией. Безжалостный при Франциске I, покровителе новых веяний, Парламент в пику фанатизму Генриха II стал проявлять понимание.
Почти в то же время дали о себе знать другие симптомы, столь же тревожные для церкви, сколь и для короны. Многочисленные немецкие и швейцарские наемники-капитаны распространяли протестантизм среди солдат. И внезапно аристократия в свою очередь поддалась заразе. Генрих II с ужасом узнал, что находящийся в плену Колиньи больше не слушает мессу, что его брат Дандело тоже «зачумлен». После бурной сцены он велел арестовать этого блистательного командира, затем помиловал после некоторых признаков раскаяния. Папа в негодовании писал ему: «Это заблуждение считать, что еретик никогда не вернется к ереси; здесь всего лишь явлено притворство, и это зло, против которого нет средства, кроме огня». Тщетно король старался ничего не видеть. Среди женщин, застигнутых на улице Сен-Жак, оказались г-жа де Рантиньи, г-жа де Лонжюмо, г-жа де Ла Ферьер, г-жа де Ла Ривьер, г-жа де Сент-Йон, г-жа де Вильер. Ересь проникла в окружение короля, увлекла Роганов, Крюссолей, Субиз-Партене, и скольких еще!
Като-Камбрезийский мир усугубил ситуацию. Множество дворян обнаружили, что они разорены, когда покинули армию. Из опустошенной казны им больше не поступало жалованья. Цена на пшеницу, которая лежала в основе их благосостояния, не соответствовала общему росту цен. Их феодальные права, почти что фиксированные, равно обесценились. Приходилось — отвратительная крайняя мера! — продавать земли и замки буржуазии, чтобы поддержать привычный уровень жизни. Аристократия «чувствует, как почва уходит у нее из-под ног… Она видит, что исключена из экономической жизни в тот самый час, когда оживление обмена так глубоко модифицировало распределение богатств».>26
Внезапно разразившаяся военная безработица, последовавшая за шестьюдесятью годами войны, вызвала столь же внезапный взрыв раздражения. Буавен де Виллар объясняет королю: «Франция, будучи от природы воинственной и беспокойной, потеряв эту прекрасную боевую школу в виде внешних войн, никогда не сохранит мира, если только не нацелить ее на что-либо и не задать направление ее доблести и добродетели. Его Величество знает лучше любого другого, что для француза нет большего врага, чем мир и благосостояние, которые приводят его в нетерпение, делают распущенным, склонным к дурным поступкам, жаждущим смут и презирающим свое достояние и покой во имя стремления к новому».
Аристократы, вставшие под протестантские знамена, привнесли то, чего новой вере не хватало: «мирскую руку», политическую и прежде всего военную защиту. Увы! Они принесли также свои нравы, свое неистовство, необузданность, алчность и личные ссоры.
Теперь Реформации недоставало только священного палладия, фетиша, способного в ту эпоху узаконить самый мятеж: королевской крови Франции. И это было достигнуто обращением Бурбонов, Наваррских и Конде, оскорбленных, когда они оказались без могущества, без влияния, без состояния, в отличие от купающихся в изобилии Гизов и Монморанси.
Отныне французское общество от основания и до вершины было, по современной терминологии, «подорвано» учениками Кальвина. «Секта» превратилась в сплоченную партию. Если верить докладу, который Колиньи в 1561 г. представил Екатерине Медичи, насчитывалось 2150 протестантских церквей, «охватывающих все провинции».
25 мая 1559 г. в Париже состоялся первый протестантский Синод под председательством пастора Франсуа Мореля. Вскоре рядом с духовными руководителями кальвинистов встали их политические вожди, их полководцы, их войска, их казна, их дипломатия.
