Резиновое солнышко, пластмассовые тучки - [28]
Горик свернул в замызганную арку, в которой вечно воняло мочой, переступил трупик кошки с навеки оскаленной мордой, еще раз полюбовался настенным народным творчеством — надписями вроде: «Цой жив!» или «Hip-hop — Говно», или хрестоматийным «Металл — это кал!» Рэперы, как обычно, враждовали с металлистами, а металлисты — с рэперами, но всех мирили простые ребята без четких музыкальных вкусов, они собирались районом и вытаптывали все на своем пути — и похуй кто ты, рэпер, металлист… Горик зашел в унылый проходной двор и сел на лавочку у подъезда. На балконе второго этажа сушилось белье, и в двух метрах от Горика размеренно капало. На поскрипывающей двери подъезда чирикал воробей.
И Горика осенило: а что, если Веточкин дома? Действительно, почему бы не поискать его еще там?
Горик был дома у Веточкина лишь однажды, и то случайно, но район был знакомый и Горик запомнил и дом, и подъезд, и квартиру.
Две недели назад Зяба с дружками поколотили Веточкина, сломали его веточку и порвали в клочья белоснежную рубаху. То, что осталось от рубахи, было заляпано кровью, и Веточкин, идя домой переодеваться, встретил Горика и прихватил его с собой за компанию. Веточкин жил с матерью и отчимом в двухкомнатной квартире. В то же день Горику открылась первая загадка Веточкина: почему его белая рубаха каждый день, как новая. Ответ был прост, как подоконник: таких белых рубах у Веточкина в шкафу не меньше тридцати. У Горика полезли глаза на лоб, когда он это увидел. Оказалось, мать Веточкина работает на швейной фабрике и зарплату за три месяца ей однажды выдали белыми рубашками. Отчим Веточкина, безобидный мужичок интеллигентного вида, работал в крематории. Было бы интересно посмотреть на его зарплату.
Вторая загадка Веточкина — почему он носится со своей веточкой, будто это младенец — так и оставалась для Горика загадкой.
Дверь открыл отчим Веточкина. У него было встревоженное лицо с плешивым лбом в беспорядочных складках, и с неестественно скошенным подбородком. Он внимательно посмотрел на Горика добрыми бесцветными глазами тихого сексуального маньяка.
И тут Горик понял, что не знает имени Веточкина. Это было жутковатое озарение — они общались уже долго, немало видели вместе и ни разу не представились друг другу. Обращались друг к другу «Слышь!», или «Эй!», или «Але!». И ведь не то, чтобы у Горика было много друзей, совсем наоборот… А Веточкин если и не друг, то хотя бы имеет больше прав называться таковым, чем кто бы то ни было… А я даже не знаю, как его зовут, подумал Горик. Все Веточкин, да Веточкин…
Плешивый отчим выжидательно смотрел на Горика, а тот не знал, что ему сказать. Не спросить же: «А Веточкин дома?» Можно, конечно, попросить его позвать своего сына, но ведь Веточкин ему не сын. Позовите, пожалуйста, своего неродного сына… дебилизм. Горик почувствовал, что обильно потеет, и от стыда закусил нижнюю губу. Ситуация выходила на редкость идиотская.
— Добрый день, — сказал наконец Веточкин отчим подчеркнуто вежливо.
— Здравствуйте, — ответил Горик так же.
— Вы к Сереже?
Горику захотелось подпрыгнуть, подбросить вверх шляпу (если бы она у него была) и протяжно заорать: «Ура-а-а-а-а!!!» Сережа, подумал он, надо же…
— Да.
— Заходите.
Горику было непривычно, что к нему обращаются на «вы» и без мата. Он зашел в маленький коридор, обклеенный местами оборванными обоями кирпичного цвета.
— Разувайтесь, проходите вон туда, — отчим указал на дверь и крикнул. — Сергей, к тебе пришли!
Дверь приоткрылась, высунулось испуганное цыплячье лицо Веточкина. Оно было взлохмаченным и бледным. Увидев Горика, Веточкин испытал заметное облегчение и вылез целиком.
— А-а, это ты, — сказал он. — А я думал эти…
— Какие? — тут же поинтересовался Горик.
— Неважно.
Дома Веточкин выглядел совсем иначе. Он был без веточки и видеть это было странно. На нем были порванные спортивные штаны и безразмерный зеленый балахон в сальных разноцветных пятнах. В балахоне поместилось бы и пять Веточкиных, рукава свисали чуть ли не к полу, и от этого Веточкин походил на печальную марионетку.
Горик снял обувь, с неудовольствием отметив, как воняют носки, и пошел за Веточкиным в его комнату.
Комната была такой же, как и в тот раз: ветхий диван с заплатами, на котором совершали половые акты вандализма еще немецко-фашистские захватчики; стол со стулом; шкаф, набитый чьей-то литературой по электромеханике, сопромату и научному атеизму; маленький телевизор на подоконнике с пыльным экраном и рогатой антенной, разбросанные по ковру модельки автомобилей и клетка с белым зубастым зверьком. Неизбежная веточка с торчащим листком стояла в графине возле телевизора.
Горик подошел к клетке с метающимся зверем.
— Как зовут хомяка? — поинтересовался Горик.
— Это не хомяк, а крыса. Я тебе говорил уже. Зовут Кузя.
Кузя почесал мордочку и заморгал на Горика красными глазками.
