Резинки - [13]

— Извините, мадам, скажите, пожалуйста, как пройти к центральной почте?

Немного подумав, она отвечает:

— Центральная почта; а что вы называете центральной почтой?

— Я хотел сказать «большая почта».

Вопрос, кажется, не очень удачный. Вполне может быть, что в городе несколько больших почтовых отделений и ни одно из них не расположено в центре. Женщина разглядывает свою щетку-швабру и говорит:

— Тут рядом есть почта, на бульваре. (Она указывает направление подбородком.) Мы туда обычно ходим. Но в это время она закрыта.

В его вопросе был все-таки смысл: тут есть только одна почта с круглосуточным телеграфом.

— Вот я и говорю, есть, должно быть, открытая почта, откуда можно отправить телеграмму.

Кажется, что, к несчастью, это сообщение пробудило у женщины симпатию.

— Так вам надо отправить телеграмму?

Она оглядывает свою швабру, тогда как он думает выйти из положения с помощью малоубедительного «да».

— Надеюсь, ничего страшного? — говорит дама.

Вопрос был поставлен не в собственно вопросительной форме, а скорее как немного недоверчивое вежливое пожелание; но затем она замолчала, и Валлас вынужден отвечать.

— Нет, нет, — говорит он, — благодарю вас.

Опять ложь, потому что сегодня ночью скончался человек. Следует ли ему говорить, что он ему не родственник?

— Ну если это не срочно, — говорит женщина, — вон там почтовое отделение, оно откроется в восемь часов.

Вот что значит придумывать истории. Кому посылать ему телеграмму, о чем сообщать? Каким изворотом вернуться назад? При виде неудовлетворенного выражения его лица дама в конце концов добавляет:

— Есть почта на авеню Кристиана-Шарля, но я не знаю, открывается ли она раньше других; и потом если вы отсюда пойдете…

Теперь она внимательно его рассматривает, как бы взвешивая его шансы достичь цели до восьми часов; затем отводит глаза и снова начинает наблюдать за кончиком своей щетки-швабры. Из одного пучка, наполовину растрепавшегося, торчит несколько травинок пырея. Наконец она сообщает о результатах осмотра:

— Мсье, вы не здешний?

— Нет, — признается Валлас с сожалением, — я недавно приехал. Покажите мне дорогу к центру, я там разберусь.

К центру? Женщина пытается сообразить, где же он; смотрит на свою швабру, затем на ведро с водой. Поворачивается к улице Янека и жестом указывает в том направлении, откуда идет Валлас.

— Вот по этой улице. После канала повернете налево, на Берлинскую улицу и дойдете до площади Префектуры. Потом пойдете по авеню; все время прямо.

Префектура: вот о чем нужно было спрашивать.

— Спасибо, мадам.

— Знаете, это совсем рядом. А еще лучше дойти до трамвая, вон там, видите…

— Нет, нет, я быстро, зато согреюсь! Спасибо, мадам.

— Не за что, мсье.

Она окунает швабру в ведро и снова принимается тереть тротуар. Валлас идет в обратном направлении.

Восстановился нормальный ход событий. В настоящий момент служащие выходят из своих домов, держа в руке портфель из искусственной кожи с тремя традиционными сандвичами, чтобы заморить червячка в обед. Переходя через порог, они поднимают глаза к небу и уходят, затягивая вокруг шеи вязаные коричневые шарфы.

Валлас ощущает холод на своем лице; еще не время для сильных морозов, из-за которых лицо застывает в болезненной маске, но уже ощущается, что в тканях начинается что-то вроде сужения: лоб стягивается, волосы наползают на брови, виски пытаются сомкнуться друг с другом, мозг хочет ужаться до ровной безобидной кучки между глаз, чуть повыше носа. Тем не менее чувства отнюдь не оцепенели: Валлас остается очень внимательным свидетелем спектакля, который нисколько не потерял упорядоченности и непрерывности; наоборот, быть может, линия становится более неукоснительной, отказываясь мало-помалу от прикрас и мягкости. Но так же, быть может, эта чертежная точность лишь иллюзия, вызванная пустым желудком.

Сзади Валласа слышен шум приближающегося дизельного двигателя… Шум в конце концов полностью заполняет его голову, и вскоре его обгоняет, таща за собой облако удушливого дыма, тяжелая грузовая машина.

У белого шлагбаума, при входе на разводной мост, который как раз заканчивают сводить, стоит, сойдя с велосипеда, какой-то человек. Валлас останавливается рядом с ним и они вместе наблюдают, как исчезает нижняя часть настила. Когда они снова видят поверхность моста, велосипедист приоткрывает дверцу и направляет в нее переднее колесо. Поворачивается к Валласу:

— Сегодня утром не жарко, — говорит он.

— Да, да, — отвечает Валлас, — начинается!

— Того и гляди пойдет снег.

— Все же в такое время года было бы странно.

— Меня-то это не удивило бы, — говорит велосипедист.

Они оба смотрят на железный бордюр настила, который потихоньку доходит до уровня улицы. В тот момент, когда это происходит, шум вдруг прекращается; тогда в тишине слышится звонок, который разрешает переход через мост. Проходя через дверцу, велосипедист повторяет:

— Меня бы это не удивило.

— Может, и так, — говорит Валлас. — Счастливо!

— Всего хорошего, мсье, — говорит велосипедист.

Он прыгает в седло и уезжает. Может, и правда пойдет снег? Вообще-то еще не так холодно; поражает внезапная перемена погоды. Посередине моста Валлас сталкивается с моряком, который идет, чтобы открыть шлагбаум.