Рейс к дому - [6]
— Шприц… Да не тот! Недотепа!.. Антон, зажми здесь… Держите хорошо! Коля, кислород… Кислород, Коля… Ребята, помогайте… На пол… Снимите носилки на пол! Пробуем массаж… К свету несите… Осторожно…
Они грудились в дальнем углу палатки. Там происходило нечто непонятное и невидимое и потому пугающее остальных. Что-то падало, звякало, разбивалось… Дважды был слышен хруст вскрываемого индивидуального пакета.
Так продолжалось довольно долго. Потом наступило молчание. Демченко услыхал, как Лена попросила у санитара, которого звала Антоном закурить. Нога у Григория вдруг разнылась так, что в глазах плавали радужные пятна. Он боялся двигаться. Он крутил головой и скашивал глаза… Кажется, Лена и санитары сидели там возле носилок прямо на земле. Лена яростно затягивалась крепчайшей солдатской сигаретой без фильтра и надрывно кашляла.
— Лена! — закричал Демченко так, что все вздрогнули. — Брось эту дрянь. Я тебе «Столичные» принесу!
В панике он нащупывал костыль. Его мучительно тянуло туда, в угол, в дальний угол сорокаместной палатки.
Лена что-то тихо сказала и, тяжело опершись на плечо санитара, встала. Она медленно шла к ним, чувствуя на себе встревоженные взгляды раненых.
— Почему его там оставили? — забеспокоился Сергей.
— Прохладней там… Ветерок обдувает.
— Тогда и меня туда отнесите!
— Лежи спокойно! — испуганно закричала Лена. — Господи, ну что же мне с вами делать?
— И я хочу! — закричал кто-то из раненых.
— Меня тоже несите! Слышь, санитары.
— Эй, тыловая братия! Спите на ходу!
Лена затравленно озиралась. Она не узнавала эти искаженные страхом и злобой лица…
— Меня тоже!.. На землю хочу!.. К нему!.. В прохладу!
Демченко стучал костылем по спинке кровати и самозабвенно орал:
— И меня! Меня! Бегом вокруг палатки, чтобы ветром обдувало… Мужички-тыловички… Бегом, клистирные трубки!
Санитары все так же сидели там на земле за носилками, понурив головы. Уши у них горели. Кожа на стриженых затылках покраснела.
— Вы с ума сошли? — удивилась Лена. — Это вы им кричите? ИМ! Да они вас как детей выхаживают… Не спят по четверо суток…
Она опять закашлялась. Потом сдавленным голосом проговорила:
— Ты бы лучше свою историю закончил. До самолета ровно сорок минут.
— С трубой? — оживился Демченко.
— Как ты в канаве ползал… Все-таки — героическое прошлое. Не учи молодых нарушать дисциплину.
— А… — Демченко устроился поудобнее. Ему очень хотелось заглянуть туда, в угол палатки, к носилкам, стоящим на земле. — Дальше — обычное дело. Швырнул я свои две гранаты и назад — к машине. Сидят мои необстрелянные в беэмпешке, бледные, первую помощь «старикам» оказывают. Хотел я на них накричать, чтобы командирский голос был для них посильнее стрельбы душманской, да на часы поглядел. Елки-папки, всего пять минут прошло! Я-то думал, что больше часу в этой канаве кувыркаюсь. Смолчал… А тут в нашу корму «бурубахайка» уткнулась…
— Что уткнулось?
— Бурубахайка, — с удовольствием сказал Сергей. — Водички можно?
— Это от слова: «буру бахайр», — добавил Ренат. — Означает: «счастливого пути». И мне пару глоточков… Грузовики афганские мы так называем.
— Как говорится, на ловца и зверь бежит, — продолжал Демченко. — Взяли мы у доривара — шофера, значит, немного бензина, завелись…
— Сережа! Ванечка! — строго пропела Лена.
Старшему лейтенанту сразу вспомнилась школа, когда учительница так же одергивала расшалившихся учеников.
— Ванечка! Держись, милый. Немного осталось.
— Укол? — шепотом подсказал ей Григорий.
— Нельзя больше… Все. Я их и так сегодня… Коля, Антон! Быстро воды и салфетки! Оботрите ребят. Руки, ноги, грудь. Влажными салфетками… Воды не жалейте. Гриша, твой рассказы уже не помогают. Придумай что-нибудь. Полчаса осталось… Полчаса.
— Тут среди вещей чья-то гитара.
— Ой, ты играешь, Гришенька?
— Ты играешь. Все знают. Что у тебя с лицом?
— Обгорело, наверное.
— Теперь кожа облезет.
— Новая нарастет. Толстая, пуленепробиваемая, афганская.
— Ты давно здесь?
— Сто лет… Если считать по нормальному календарю — три месяца. Пойду за гитарой…
Она вернулась, села поближе к ребятам, так, что Григорий видел только ее профиль. Тронула струны:
Лена поняла, что начала хорошо. Подпевают. Это их песня. Пока она звучит — все эти ребята в бою. А уж там они держатся до последней возможности. До конца. И если поют — не будет обмороков, не покатятся бессильно зрачки под веки. Они будут здесь, как бы страшно, как бы больно ни было.
— Самолет заходит на посадку, тяжело моторами гудя…
Ренат плохо знал слова этой песни. Но мелодию вел точно, иногда выпевая только окончания слов. На перевязках терпелив. Тих и застенчив. Два пулевых ранения в руку и громадная — с голову теленка — гематома на груди: третья пуля ударила по касательной в бронежилет. Не без удивления Лена прочла в сопроводительных документах, что Ренат уже награжден медалью «За отвагу».
Резо с трудом выкарабкивался из наркотического забытья. Балансировал на грани между сном и явью. Он слышал песню, и ему вспоминалось, как он, опытный, бесстрастный сапер, без нервов, услышав в наушниках миноискателя сигнал, осторожно ввел в пыльную землю щуп… Он решил, что уже все знает и перед ним обычная мина, которых он за последний час обезвредил полтора десятка. А это была противосаперная ловушка — две металлические сетки в обычных полиэтиленовых мешках… Жало щупа легко проткнуло пленку и замкнуло контакты заряда. Прекрасная реакция спасла солдата — он упал за полсекунды до разрыва, услышав, несмотря на грохот идущей за саперами колонны, шорох тончайшего лепестка пластмассы по металлу. Услышал пальцами, обхватившими деревянную рукоятку, пятками ощутил — через землю, пыльную, сухую землю, которую топтал здесь, в Афганистане, полтора года, и которую все эти полтора года лечил от взрывчатой заразы. Лишь маленький осколок настиг его.
Еще три дня назад его звали Амуром, а его хозяин — Володя Цыганков, заходя по утрам в вольер, брал его за уши и говорил: «Все, Амур, нам с тобой осталось всего восемьдесят три дня! Понял, собачина! Скоро едем домой!»… В Афганистане он научился ездить на машинах, бронетранспортерах, боевых машинах пехоты, летать на вертолетах, терпеть жару и холод. Рядом с хозяином он любое испытание переносил спокойно. Так было до недавнего времени, пока он не потерял друга…
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.