Рейс к дому - [4]
Духи такую пальбу подняли — головы не высунуть. Арык, зараза, у самого поворота кончается, то есть по канаве этой к своим не выбраться — подстрелят! Ползаю, как боров в грязи. Тридцать метров вперед, столько же назад… Высунусь, дам очередь и опять ползу. Держать-то их надо! Подберутся ближе — гранатами забросают. А там сзади — ребята, молодежь. Вот и ползаю… Локти, колени изрезал. Стекло какой-то гад наколотил. Кровь как с барана. Последний рожок вставил…
— Подожди, там что-то… — Лена встала.
— Пить, сестренка…
— Сейчас. — Она подала флягу.
Раненый глотнул и сморщился:
— Теплая…
— Нет здесь холодильника, родной, нет. Потерпи…
— Долго?
— Скоро. Самолет скоро…
— Я слышал… Не загнуться бы. Я-то ничего… Сашка вон зубами скрипит…
Лена повернулась к его соседу. Из жесткого, шершавого даже на вид гипсового корсета трогательно торчала тонкая мальчишеская шея. Синие тени лежали под глазами от переносицы до висков. Парнишка жмурился от боли, кряхтел, сжав зубы.
Сестра вспомнила: травма позвоночника… Боли у парня страшные. А он даже не кричит, не стонет. Сражается один на один с этой оглушающей, обессиливающей болью — и никого не зовет…
Но она знала, уже успела узнать за свои долгие ночные дежурства, как плачут в подушку под утро эти мальчишки, когда бороться с болью уже нет сил. И как они зовут маму в самом начале ночи…
— Саша, Саш… Ты что? Больно? Сейчас, сейчас…
Она быстро достала из сумки упаковку, вынула из нее шприц, сорвала с иглы колпачок.
— Потерпи, Саня. Вот сделаю тебе промедол… Полегче будет, уснешь…
Она отбросила пустую пластмассовую капсулу разового шприца. Посидела еще немного возле раненого, сложив руки на коленях, пока дыхание больного не стало ровным и размеренным. Потом разбитой походкой вернулась на место.
— Гриша, — тихо сказала она. — Тут где-то рядом медбат есть. Кондиционеры, аппаратура… Что я одна сделаю, если…
— Рядом! — отозвался Демченко. — Это через полосу еще топать и топать. Перетащить десять человек…
— Семь, — поправила Лена.
— Ну, хорошо, — согласился старший лейтенант. — Все равно — это час. А потом час обратно. Так нас там и ждут. Разместят временно. Может, даже в коридорах. Тоже пекло порядочное.
— А если машину попросить?
— Иди, — буркнул Григорий. — Мы уж здесь сами.
Григорий хотел пробыть эти два последних часа с Леной. Он должен сказать ей, что лучше девушки не встречал. Еще неделю назад это его ничуть бы не затруднило. Но сейчас. Нога… Инвалидность… Раньше он избегал таких объяснений, опасаясь быстрого согласия, теперь — боясь нежного, жалостливого отказа.
— Нет, — решительно заявила Лена. — Мне уходить никак нельзя.
— Вот и правильно. Боец! Санитар, подойдите сюда. Фляги смочите. Хоть немного попрохладнее вода будет. И вот еще что: подайте мой рюкзак.
Он запустил руку в мешок, вытянул бумажник, достал из него новенькую хрустящую бумажку.
— Вот вам деньги. Видите через полосу от нас башенку? Это диспетчеры. А слева от нее — магазин. Купите нам что-нибудь перекусить и минеральной… На всех. Пусть боржоми из холодильника даст. У нее есть. Передайте привет от меня — Света найдет холодненького. Ну, чего стоите, боец?
— От кого привет передать?
Григорий скосил глаза на Лену:
— От старшего лейтенанта Демченко!
Ему очень хотелось, чтобы Лена поняла: она имеет дело с человеком, пользующимся благосклонностью у слабого пола. А нога? Ерунда! Был бы, как говорится, человек хороший. А он — Григорий Иванович Демченко — человек хороший: не эгоист, не скупердяй, товарищ рассудительный, но в то же время не боящийся самого высокого начальства.
Но Лена даже бровью не повела. Она лишь кивнула санитару в ответ на его вопросительный взгляд, отпуская его: не больным же в самом деле распоряжаться медперсоналом! И тут же пошла обратно. Раненых она знала по именам всех.
— Ну, как ты, Ванечка? Давай салфетку смочу, а ты обтирайся. Ничего. Скоро своих увидишь. Напишешь маме из госпиталя — она и приедет к тебе. Пирожки твои любимые с яблоками печь будет… Ренат, не дергай рукой. Ты только беспокоишь рану. Знаю, знаю. Лангеты у тебя тесноваты. Но когда мы их ставили? Правильно. А сейчас предплечье немного распухло. Это естественно. Если обещаешь вести себя спокойно, немного подрежу бинты — будет чуть свободнее. Обещаешь?.. Да, Сережа, тебе можно пить сколько угодно. Нет, не от воды тебя тошнит. Ведь и голова кружится, глаза болят? Это контузия. Сереженька…
И только возле двоих она постояла молча. Лишь обтерла глаза и губы раненых салфеткой, посмотрела внимательно, послушала, шевеля губами, пульс. Около белобрысого худого парня, который так и лежал на носилках с закрепленной на них капельницей, и рядом с носатым смуглым мальчишкой — тоже оставленным на носилках. Бинты не могли скрыть, что у него не было левой руки ниже локтя. Он прерывисто дышал, глядя в потолок. И в его глазах беспрерывно копились два озерца. Он смаргивал их длинными, слипшимися от влаги ресницами и слезы скатывались по вискам.
— Что стоишь? — закричал вдруг носатый. — Совести у вас нет! Вон у Рената пуля здесь и здесь, а рука целая. У меня — вот такой осколочек. Половина твоего ногтя на мизинце. Сам видел. А вы мне руку отрезали. Зачем резали?
Еще три дня назад его звали Амуром, а его хозяин — Володя Цыганков, заходя по утрам в вольер, брал его за уши и говорил: «Все, Амур, нам с тобой осталось всего восемьдесят три дня! Понял, собачина! Скоро едем домой!»… В Афганистане он научился ездить на машинах, бронетранспортерах, боевых машинах пехоты, летать на вертолетах, терпеть жару и холод. Рядом с хозяином он любое испытание переносил спокойно. Так было до недавнего времени, пока он не потерял друга…
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.