Рэймидж и барабанный бой - [77]

Эти пять кораблей закрыли многие другие, но вопреки отсутствию четкого строя — или, возможно, как раз благодаря этому, — они выглядели огромными. Рэймидж был рад опустить подзорную трубу и увидеть их снова в отдалении, но несколько впечатлений остались — среди них нос «Сан Николаса», выкрашенный алой краской и украшенный огромной позолоченной фигурой святого, в честь которого назвали судно.

Он услышал, как Стаффорд сказал:

— Если ваши уши захрустят, это значит, коммодор использует нас как прокладку между «Капитаном» и «Сантой Тринидадой»!

И Стаффорд, вероятно, был совсем немного не прав: через десять или двадцать минут «Кэтлин» будет зажата между верхним жерновом линии Кордовы с наветренной стороны и нижним жерновом британцев с подветренной. Однако если бы коммодор хотел видеть ее с подветренной стороны, он дал бы сигнал.

— У нас будет самый лучший вид на гильотину, — сказал Стаффорд с явным удовольствием одному из своих помощников. — А ты знаешь парня, который имеет лучший вид? Да ведь это тот, которому отрубают башку! Если, конечно, они не уложат его мордой вниз, чтобы он не видел, как падает нож.

— Ты хотел бы видеть, как он падает, Стаф? — спросил кто-то.

— А то! Не люблю, когда кто-то подкрадывается сзади.

— Но проклятый нож не крадется к тебе. Он падает быстрее, чем главный старшина выжрет бутылку рома, протащенную контрабандой на борт.

— Быстро или медленно, мне все равно нравится видеть то, что падает, — сказал Стаффорд философски. — Как тогда, когда я упал с грота-рея.

— Когда ты что? — Недоверие в голосе было очевидно.

— Ты называешь меня лгуном? — горячо воскликнул Стаффорд. — Я упал с грота-рея «Живого» — ты можешь видеть его вон там — считай три года назад. И держать глаза открытыми было очень полезно для меня.

— Почему? Использовал свои брови, чтобы зацепиться за невидимый крюк?

— Никаких невидимых крюков на «Живом» нет, приятель. Не-а, когда я падал, я смотрел вниз и видел, что не доставлю никаких хлопот первому лейтенанту.

— Никаких хлопот первому лейтенанту? Какое ему дело до этого?

— Бог ты мой! — воскликнул Стаффорд. — Я должен произнести по буквам, чтобы ты понял наконец? Если бы я упал на палубу, я развел бы там ужасную грязь, и пришлось бы все долго отмывать и драить, прежде чем первый лейтенант посчитал бы палубу чистой снова.

— Но как падение с открытыми глазами помешало тебе загадить палубу?

— Оно и не помешало. Я только увидел, что не сделаю этого. О, не говори мне этого! Я просто имею в виду, что я видел, что падаю не на палубу, а прямо в море. Что я и сделал.

Саутвик, который был, очевидно, столь же заинтригован рассказом Стаффорда, как Рэймидж, крикнул, когда дослушал:

— Ладно, оставьте всю эту болтовню на потом. Вы похожи на стаю бакланов вокруг мертвого кита.

В этот момент он заметил долговязую фигуру Фуллера, перевесившегося через гакаборт.

— Фуллер! — заревел он. — Куда ты, черт побери, лезешь? Почему ты оставил свое орудие?

— Моя леска, сэр — я хотел проверить, не попалась ли на нее рыба, сэр.

— Рыба? Леска? Ты хочешь сказать, что у нас за кормой тянется леска?

Со смешанным выражением недоверия и гнева, Саутвик ударил ножнами своего меча возле ботинка.

— Так будь добр, Фуллер, мы идем в сражение, а не на Биллингсгэйтский рыбный рынок! Убери… — Он прервался, уловив взгляд Рэймиджа, сказал: — Хорошо, хорошо. Посмотри, есть ли у тебя клев! Потом смотай леску и убирайся отсюда!

— Это — тунец! — закричал Фуллер. — Помогите мне кто-нибудь, или я никогда не затащу его на борт.

Рэймидж быстро повернулся и сказал:

— Дайте ему полудюжину помощников, мистер Саутвик.

Брови Саутвика поднялись от удивления: он, очевидно, думал выделить одного человека, ладно, но шесть! Но Рэймидж считал, что любое занятие, которое отвлечет людей, не причинит вреда. Даже самый тупой может сообразить, что если коммодор не даст сигнал прямо сейчас, они будут смотреть в дула почти тысячи орудий, и хотя было принято, чтобы линейный корабль не стрелял во фрегаты и суда меньшего размера, Рэймидж не доверял ни испанской меткости, ни способности их офицеров управлять своими матросами. Условия были почти идеальные для артиллерийского дела: ветер достаточный, чтобы надувать паруса, но не слишком сильный, чтобы раскачивать суда, легкая зыбь медленно и плавно поднимает и опускает их, не представляя трудностей для наводчиков орудий, хотя, если испанцы следовали своей обычной практике использовать солдат на борту, это могло бы им немного помешать.

Неторопливые, прекрасные в своей точности, пятнадцать британских линейных кораблей продолжали их смертельную игру «следуй за лидером» — игра, которая начала принимать серьезный оборот, поскольку приближающийся «Сан Николас», ведущий подразделения Кордовы, получил первые бортовые залпы от «Каллодена» и двигался, чтобы получить таковые от «Бленхейма».

Сейчас каждый командир орудийного расчета на головных кораблях уже стоит на одном колене так, чтобы его не задело орудие при отдаче. Свободно провисающий шнур от замка он держит в одной руке, а другая рука вытянута в сторону, и он смотрит сквозь открытый порт, готовый в последний миг жестом дать приказ довернуть или поднять ствол, когда цель войдет в поле зрения, и косясь одним глазом на офицера, командующего батареей в ожидании приказа стрелять, в то время как остальная часть его расчета просто ждет, проклиная, молясь или безмолвствуя — в зависимости от характера.