Рэймидж и барабанный бой - [75]

— Что вы скажете о донах, сэр?

С наветренной стороны, справа по носу, Рэймидж мог видеть часть эскадры Кордовы — девятнадцать линейных кораблей и среди них «Сантиссима Тринидад». Если они когда-то были в каком-либо подобии строя, то теперь от него осталось одно воспоминание: они походили на отару овец, которых гонят на стрижку по две, три и по четыре в ряд. Они бежали в восточном направлении, намереваясь пройти перед британской линией, чтобы присоединиться ко второй части эскадры, шести линейным кораблям, которые были видны слева по носу «Кэтлин», и отчаянно пытались добраться до них до того, как британская линия отрежет их. Две отары овец фактически пытались соединиться до того, как стая волков врежется между ними, поскольку именно в этот сужающийся промежуток «Каллоден» вел британскую линию.

— Что вы скажете о донах, сэр? — повторил Саутвик, и Рэймидж, углубленный в свои мысли, понял, что так и не ответил.

— Они заплатят высокую цену за то, что плохо сохраняли строй в течение ночи, мистер Саутвик, и за то, что расслабились, потому что думали, что они близко к дому, — сказал Рэймидж сердито, зная, что должен это сказать, но недовольный тем, как напыщенно это прозвучало.

— Вы не думаете, что это — ловушка?

— Ловушка? Если это так, кто-то забыл, как ее устанавливать!

— Но могу я…

— Да, вы можете спросить, почему я так думаю. У Кордовы, вероятно, есть по крайней мере двадцать семь линейных кораблей — хотя мы можем видеть только двадцать пять в настоящее время — против наших пятнадцати. Если бы он держал их вместе, он мог бы противопоставить по два против каждого из тринадцати наших кораблей и все еще иметь в запасе один, чтобы разобраться с нашими оставшимися двумя. Только подумайте о «Капитане», например, атакованном «Сантиссима Тринидад» с наветренной стороны и семидесятичетырехпушечником — с подветренной. Двести четыре испанских пушки против семидесяти четырех «Капитана». Вместо этого, вы можете видеть, что Кордова имеет девятнадцать с наветренной стороны и шесть с подветренной. И при небольшой доле везения нам удастся пройти в промежуток и помешать им соединиться.

— Да, — признал Саутвика, — они разделились отлично. Позволяет нам выставить наши пятнадцать против шести или пятнадцать против девятнадцати. Кажется достаточно легким!

— Это не совсем так — есть одно большое «если». Если двум испанским подразделениям все же удастся преодолеть разрыв, то Кордова сформирует боевую линию в последний момент, прямо перед нашим носом. Все их бортовые залпы против наших ведущих судов — и мы не будем в состоянии ответить хоть одной пушкой…

— Но вы считаете, что у Кордовы есть шансы сделать это?

— Пятьдесят на пятьдесят на настоящий момент — это решится в несколько мгновений. Если ветер повернет немного, Кордова пойдет круче к ветру, так что он опередит нас и отнимет у нас ветер. Этого будет достаточно, чтобы перевернуть положение.

Джексон сказал:

— «Виктори» подняла флаги, сэр!

Рэймидж кивнул Саутвику, и флаг «Кэтлин» взлетел до гафеля, и один за другим остальные корабли тоже подняли флаги.

Почти сразу же Джексон за кричал радостно:

— Вот оно! Номер пять, сэр!

Двое или трое матросов начали радостно кричать, и затем весь экипаж поддержал их. Это был сигнал, который они все знали наизусть: «Атаковать врага».

Саутвик подошел к Рэймиджу и сказал спокойно:

— Я думаю, что люди оценили бы несколько слов, сэр.

— Несколько слов? Что вы имеете в виду? — Идея раздражала Рэймиджа.

— Ну, сэр, небольшая такая речь или что-то вроде. Это… ну… так принято, сэр.

— Так принято на семидесятичетырехпушечных, но едва ли подходит нам, ведь так? Я сказал все, что я должен был сказать, когда поднялся на борт в Гибралтаре.

— Я все же думаю, что они хотели бы этого, — сказал Саутвик упрямо.

Рэймидж видел, что матросы инстинктивно подошли ближе к своим пушкам и наблюдают за ним с надеждой, и не сознавал, что в глазах матросов узкое, загорелое лицо и глубоко посаженные глаза делают его похожим на вожака пиратов прежних дней. Потом он услышал собственный спокойный голос:

— Это может быть самым большим сражением, которое вы увидите за всю свою жизнь, но наша доля в нем — просто повторить сигналы коммодора. Мы — только люди в толпе, наблюдающие, как один боксер нокаутирует другого.

Это охладит их немного, подумал он; но когда он увидел их нетерпеливые лица, ему стало стыдно за насмешку. У Саутвика тоже был этот знакомый взгляд, глаза остекленели и налились кровью в предвкушении сражения.

Джексон, наблюдая за «Виктори» в подзорную трубу, сообщил о сигнале несколько изменить курс, а затем воскликнул:

— Есть другой, сэр! Общий, номер сорок.

Он возился с книгой сигналов, и это был как раз тот сигнал, которого Рэймидж не мог вспомнить.

— Адмирал хочет пройти через линию врага.

— Что? Проверьте это снова! — воскликнул Саутвик.

Джексон посмотрел в подзорную трубу.

— Это номер сорок, точно, сэр.

Саутвик схватил сигнальную книгу и проверил сам.

— Да, сэр, — сказал он Рэймиджу. — Это именно так, как он говорит.

— Разумеется, мистер Саутвик. Не забывайте, что мы только что предположили, что именно это адмирал намеревается делать. Он должен был дать такой приказ, и он тянул до последней возможности, на случай, если доны выкинут что-то неожиданное. Вы ведь не хотите, чтобы «Виктори» вывесила «Аннулировать предыдущий сигнал», не так ли?