Рэймидж и барабанный бой - [74]

Такой корабль, как «Капитан», был построен из нескольких тысяч дубов, выращенных на глинистой почве Сассекса (из желудей, подсчитал Рэймидж, которые проросли в то время, когда Кромвель одержал победу над королем в Вустере). Дерево было скреплено приблизительно тридцатью тоннами медных гвоздей и болтов и приблизительно десятью тысячами деревянных шпилек. Мачты такого корабля, вероятно, прибыли из Америки, из лесов Мэна или Нью-Хэмпшира, где сосны необходимого диаметра все еще водятся в изобилии, в то время как стеньги и реи вырезаны из деревьев, которые выросли на берегах Балтики.

Швы его палуб и корпуса законопатили десятью тоннами пакли и четырьмя тоннами смолы; даже краска весит несколько тонн. Десять тысяч ярдов материала пошли на его паруса. (Было дико думать, что вся «Кэтлин» весила намного меньше, чем экипаж «Капитана» и его стоячий и бегучий такелаж со всеми его тросами и блоками.)

Все же красота этих больших кораблей была подобна красоте женщины: не было какой-то единственной черты, которая делала их красивыми — это был совокупный эффект многих мелких деталей, словно тех цветных кусочков смальты, из которых складывается мозаика. И красоту взятой в отдельности части было трудно определить — так же как лишь волнующий изгиб губ одной женщины отличает ее от сестры, так и очертания кормы одного корабля делают его непохожим на другие. И все же именно эти крошечные отличия делают именно эту женщину красавицей, а не ее сестру; очертания одного корабля кажутся совершенными, а другого — нет.

И каждый корабль сидел на воде так изящно и притом так основательно, демонстрируя свою принадлежность морю, как елизаветинский дворец принадлежит мягко очерченным холмам, угнездившимся среди могучих буков. Каждый корпус отличала симметрия греческой скульптуры — нигде не бросалась в глаза прямая линия или слишком резкая кривая: от конца утлегаря взгляд скользил естественно вниз к баку и к мидель-шпангоуту, а затем снова поднимался к гакаборту, который слегка выдавался над скошенной кормой. Нос был круглым, однако форштевень, выдающаяся вперед часть палубы и резная фигура делали его приятным глазу и не таким широким; хотя корма была квадратной, окаймлявшая ее фрамуга придавала ей элегантность кепи офицера-кавалериста.

С такого расстояния мачты казались тонкими и слабыми, и было трудно поверить, что грот-мачта составляет три фута в диаметре у основания, и от ватерлинии до крепления стеньги более 180 футов. Приблизительно сорок тонн канатов, пошедших на снасти, представляли собой на верфи уродливую груду рулонов, но когда их протянули наверх к мачтам и реям, они образовали узор, напоминающий брабантские кружева.

Но как бы ни были красивы и могучи эти корабли, они могли сражаться настолько хорошо, насколько хороши были их экипажи. И в этом смысле, думал он, глядя вдоль боевой линии, вся неизведанная тяжесть сражения ляжет на плечи людей, потому что большинство кораблей уже побывали в сражениях.

«Каллоден», возглавляющий линию, был с Хоу в битве Славного Первого Июня три года назад, когда шесть французских линейных кораблей были захвачены, а седьмой потоплен. Третий в линии, «Принц Георг», был с адмиралом Кеппелем в 1778-м, когда он дрался с флотом графа д’Орвилье у Уэссана, и с Родни у островов Святых в 1782-м, когда пять французских линейных кораблей были захвачены. «Орион», четвертый в линии, был с Хоу Славного Первого Июня. Шестым был один из новейших, насколько Рэймидж мог помнить, — «Колосс» был спущен на воду в течение последних трех лет, в то время как идущей следом «Виктори» было хорошо за тридцать, и она была флагманом Кеппеля при Уэссане. «Барфлёр» был флагманом адмирала Худа в битве под руководством Родни, в то время как «Эгмонт» был с Кеппелем при Уэссане и с адмиралом Хотэмом при Генуе несколько лет назад, когда капитан Нельсон на «Агамемноне» сыграл ведущую роль в захвате «Са Ира» и «Сенсера». Вслед за ним шла «Британия», в свое время — флагман Хотэма, в то время как «Намюр» был с Родни. «Капитан» был сильно поврежден в битве под руководством Хотэма, и вслед за ним шла «Диадема», которая тоже была там.

И маленькая «Кэтлин», подумал Рэймидж насмешливо: что ж она тоже много рисковала за прошедшие несколько недель, даже если не достигла многого…

Пятнадцать кораблей. И при том, что французский флот в Бресте, вероятно, ожидает испанцев, чтобы присоединиться к ним для попытки вторжения, вся безопасность Англии зависит не только от боеспособности каждого из этих судов, но и от тактического таланта одного человека — сэра Джона Джервиса. Если он сделает одну непоправимую ошибку сегодня, он может проиграть войну; одна роковая ошибка, приводя его к поражению, оставит Канал открытой дорогой для франко-испанской армады, поскольку Адмиралтейство не будет в состоянии вовремя собрать столько кораблей, чтобы причинить им серьезный ущерб.

Один человек, одна ошибка: это была тяжелая ответственность. И все же он задавался вопросом, беспокоило ли это сэра Джона. Старик в этот самый момент делал первые шаги на пути к уничтожению флота Кордовы просто потому, что это была обязанность, к которой тренировка на протяжении целой жизни подготовила его. Рэймидж помнил, что его собственный отец захочет узнать о каждом маневре, сделанном в сражении, и, зная, что он не может доверять своей памяти, послал матроса вниз, чтобы тот принес блокнот и карандаш. Когда он делал набросок положения двух флотов, Саутвик спросил его: